Татьяна Лиознова: Не верю в легкие жизни

От редакции. Татьяна Лиознова сегодня отмечает свое 85-летие. Мы повторяем публикацию от 4 сентября 2004 года, в которой "Мама Штирлица" отвечала на вопросы еварушниц.

- Татьяна Михайловна, большинство вопросов, которые хотели бы задать Вам еварушницы, связаны с "Семнадцатью мгновениями весны". Вот, например, одна девушка пишет, что актеры в этом фильме - это просто "весь иконостас советского кино". И спрашивает, как собиралась такая звездная команда?

- Я никогда не получала ни одного отказа от актеров, которых приглашала на съемку и репетиции. Делала множество репетиций, и бесконечные снимки фотопроб, которые я возила с собой и дома раскладывала как "пасьянс". Кому-то подрисовывала брови, кому-то шрам, кому-то усы - то есть проделывала с ними ту работу, которую потом уже проделывала с художниками по гриму. Вот так все и получилось.

- Сейчас многие жалуются на трудности работы в кино в советское время…

- Я вообще не верю в легкие жизни. Мне представляется, что человеку все в жизни дается трудом. И я не вижу в этом ничего ужасного. Главное - это способность выстоять во всех трудностях и пройти дальше. Как героиня фильма "Карнавал" - и домработницей служила, и костюмером. Это мне знакомо: хотя я получила диплом с отличием, мне еще шесть лет после этого не давали делать свои картины. Но я не хочу вливаться в хор всех тех, кто жалуется, что им в светское время "не давали", "запрещали"... Мне кажется, что каждая из моих трудностей делала меня режиссером, который потом достиг всего, чего хотел.

- Вас не ругали за то, что в "17 мгновениях" фашисты очень уж красивые и человечные получились? Говорят, что даже немцам, служившим в гестапо, очень понравился Мюллер-Броневой.

- Надо понимать, что рассказ идет о высших чинах Рейха в своей же среде. И там они стараются вести себя, как в коллективе - быть товарищами, отвечать соответственно... В общем, как это и бывает в жизни.

Но честно сказать, поскольку Броневой снимался в первый раз, с ним были свои сложности. Такое бывает и с известными актерами - ты должна понять, как сделать, чтобы человек "свободно поплыл" в русле твоих мыслей, чтобы сыграл их, сделал их "своими". Вы сами могли заметить это по многим картинам: пустые глаза у актеров. Он что-то говорит, а в глазах - ни одной мысли не ночевало! В этом винят актеров, но это неверно. На самом деле, виноваты конечно же режиссеры, которые не нашли ключ к тому, чтобы актер верно сыграл.

Так вот, с Броневым были сложности. И в какой-то момент, при всех моих хитростях, направленных на то, чтобы он выглядел "опаснее" - я вдруг поняла, что все равно чего-то не хватает. Слишком он "кругленький" получается. И тогда я придумала пару сцен, которых не было изначально в сценарии. Например, когда мы застаем Мюллера в камере для допросов, где он находится без кителя и весь "в поту". Кстати, в этой же комнате он потом оставляет и Штирлица для размышлений. Это позволяет напомнить зрителям, что этот парень умеет хорошо зубы выбивать одним ударом. а уж в камере пыток чувствует себе совсем идеально.

Так же, на ходу, я выдумывала и некоторые сцены со Штирлицем. Например, сцену с Габи, "день рожденья" у фрау Заурих. Мне не хватало какой-то другой стороны Штирлица. Интимной, если хотите, "Штирлица без пиджака". Нужно было показать, что ему не чуждо общение с женщинами, и будь такая возможность, этот роман мог бы развиться как-то по-другому. Ведь у разведчика должны быть женщины, иначе он тоже привлечет внимание. Начнут копаться - не гомосексуалист ли? А это преследовалось, кстати.

- А как вы выбрали актера на роль Штирлица?

- С Тихоновым мы работали на одной студии. Работали давно, еще с "Молодой гвардии", куда я, будучи студенткой Сергея Аполлинарьевича Герасимова, была им приглашена на работу в этом фильме. Тихонов тоже там был, мы с Ноной Мордюковой его пригласили с соседнего курса. Потом он стал мужем Ноны, так что я хорошо его знала, наблюдала в быту...

- То есть сценарий писался "под него"?

- Нет, не "под него". Сценарий я писала, пользуясь им, чтобы раскрыть самое существенное, из-за чего сделана картина. Она - не о Штирлице. Штирлиц - иголка в огромном море усилий русского народа, которые были приложены для того, чтобы отбить фашистов и выгнать из Советского Союза.

Я просидела полгода в наших фильмохранилищах, просматривая немецкую хронику. Я возила всю группу на эти просмотры. Именно там я нашла некоторые куски, под которые уже потом сочиняла сцены.

- А как же Юлиан Семенов?

- Сценарий написала я, от начала и до конца. Семенов не имел никакого отношения к сценарию. Более того, у него был свой сценарий, по которому уже собирались снимать картину на "Ленфильме". В этом сценарии было именно то, что мне меньше всего нравилось. Книжка по крайней мере оставляла возможность для размышлений - что происходило в какой-то конкретный день.

Но в его сценарии даже таких возможностей не осталось! Там уже на первой странице было три убийства, на второй - шесть! И я была очень рада, что Семенов вернул "Ленфильму" гонорар и передал свой сценарий на студию Горького. И по этому сценарию не стали делать фильм, а стали делать мой. Поэтому даже в титрах "17 мгновений" нету моего имени в качестве автора сценария. Там написано "Автор сценария Юлиан Семенов". Но меня это уже не интересовало - я рада была тому, что он хотя бы не лезет в мою работу.

Например, сцену встречи с женой он увидел уже на рабочем просмотре. Но он парень ловкий - уже назавтра в газете "Неделя" был опубликован его рассказ "Встреча с женой". То есть он "запасался свидетелями": все знали, что в книге этого не было, так что он написал задним числом этот жуткий текст.

Кстати, вы знаете, что такое "Семнадцать мгновений весны"? У Семенова в книжке написано: Штирлиц ехал в Берлин, по радио пела Марика Рок о семнадцати мгновениях счастья. Вот представьте себе эту поэзию: "Первое мгновение счастья - когда он споткнулся и за меня схватился"... И так далее.

А я стала думать по-другому. И поняла, что мне нужно набрать 17 самых запомнившихся дней Великой Отечественной войны. И тогда я засела смотреть советскую хронику. Обложилась коробками в хронологическом порядке: "Взятие Курска - такого-то числа", и так далее. Вот так и возникли эти 17 мгновений.

- Получается, что вы полностью создали историю Штирлица. Как же вы сами относились к тому, что так свободно изменяли и дополняли эту историю?

- Да, все это могло быть неправдой. Умело сыгранной и срежиссированой. Людей можно легко убедить в происходящем. Я не работала в Вермахте, не была на фронте. Мне нужно было погрузиться в материал, мне неизвестный. Что же давало мне право вести зрителей в этот выдуманный мир? Простая вещь. Во всем этом была одна бесспорная правда. Я читала переписку Сталина с Рузвельтом во время войны. В одном из писем Сталина есть такая фраза: "Нам стало известно, что за нашей спиной в Швейцарии идут переговоры представителей Вермахта с представителями Даллеса. Нам эти сведения известны от людей, хорошо проверенных на деле. Мы на месте союзников никогда бы себе этого не позволили".

Значит, были такие люди, которые сделали для нас это дело. Это и давало мне право разыгрывать эту историю, делая Штирлица собирательным образом из разных разведчиков. Именно благодаря этим людям наш народ не позволял американцам на нас ездить - как они делают это сейчас.

- Переходя к тому, что происходит сейчас: как вы относитесь к современному кино, телевидению?

- Я, честно говоря, полна огорчений. Телевизор я теперь совершенно не смотрю. Невозможно смотреть бесконечную рекламу, которую мы же и оплачиваем. А уж когда доходит до моих картин... Их часто показывают по телевидению, и можно было бы этим гордиться.... Вот у меня лежит письмо мальчика из Новосибирска. Он меня очень поразил тем, что он выбрал из моих картин. Он пишет, что больше всего любит "Три тополя на плющихе" и "Мы, нижеподписавшиеся". А ведь "Мы, нижеподписавшиеся" - картина, которую сейчас не все понимают и принимают. Хотя для меня эта картина очень дорога, она полна нежности и любви к моему народу. Я лично видела зрителей, которые смотрят ее и смеются, а в конце начинают плакать. На это и рассчитан весь строй картины.

Но когда то, что ты делаешь, видишь в наши дни по телевизору... Твои картины, в которых каждый кадр выстроен, все роли проиграны вместе с актерами - это куски твоего здоровья, твоего сердца, которые уходят туда, в пленку. И вдруг я вижу свою картину по-живому порезанной в тех местах, где я специально накапливала нить эмоционального воздействия на зрителей, думала о его реакции!

Отношение людей, которые сейчас занимаются кино, мне кажется безнравственным. Дело ведь не в том, как склеить два кадра. Дело в мировоззрении. Потерян какой-то внутренний цензор, который должен быть в душе режиссера. Понимание того, что его картина формирует человеческую психику, человеческие мечты. То лучшее, что должно в них пробудить искусство.

Именно поэтому я не смотрю телевизор. Я вижу жуткое пренебрежение к человеческой жизни. К тому, что ты можешь в этой жизни сделать как режиссер. Ты не стоишь у станка, не испытываешь самолеты... Но твое искусство опаснее всего другого. То, что происходит сейчас, развращает умы и чувства молодых людей. Не родит в них стремления к чему-то прекрасному. Стоит включить телевизор, как ты видишь пистолет, или труп, или голую задницу. И в этом замешаны многие мои коллеги-режиссеры.

Что касается меня, я все свои фильмы снимала только с мыслью о своем зрителе. Скажем, моя вторая картина "Евдокия" получила 47 миллионов зрителей в первый же месяц проката. Поэтому волосы дыбом встают, когда берешься за новое дело и думаешь - сколько зрителей может быть у твоего фильма! И каждому нужно что-то вложить в его сердце. Возможно, в этом я расхожусь с современными режиссерами - но я прошла такую школу.

- А кто был вашим учителем в кинематографии?

- Сергей Аполлинарьевич Герасимов. Его картины, на которых я училась - "Семеро смелых", "Комсомольск", "Учитель" - они были полны любви и интереса к человеческой жизни. И я до сих пор проверяю свою работу, думая о том, как бы на это посмотрел мой учитель.

- Вы так обругали американцев... Но разве в их кино нет ничего, что вам нравится?

- Да, есть такие картины и актеры. Только я удивляюсь, что эти актеры перестали появляться на экране. Значит, в Америке сейчас тоже идут "черные дни". Мне нравится Де Ниро. А Дастин Хоффман в фильме "Человек дождя" - это просто жемчужина кино. У меня, когда я смотрю эту картину, руки начинают дрожать от наслаждения искусством. Или возьмите "Кабаре" - помните, как там этот мальчишка с синими губами подхватывает фашистскую песню? Может быть, ни в одной картине так сильно не показано зарождение фашизма, как в этой.

Но в современном кино чаще попадаются другие изобретения американцев. Например, они первыми открыли "поцелуй в рампу". В наше время это считалось штампом плохого кино. А сейчас это везде используется - с такими подробностями все поцелуи показывают, что детям уже ничему учиться не надо!

Беседовали Алексей Андреев, Владимир Волошин

Фотоархив: в гостях у Татьяны Михайловны Лиозновой