про русский мир
Важно понять, что Путин не приращивает территории. Он их, наоборот, утрачивает. Он – могильщик Российской империи, а мне ее жалко. Потому что нации – известно, они не размножаются физически. Есть 2 способа увеличить свою нацию – через захват территорий и через культурное доминирование.
И, вот, возьмем те войны, которые вела Россия последнее время. Возьмем войну Грузии и России. Что получила Россия в результате войны? Ну, там в Кремле получили, вероятно, моральное удовлетворение от того, что поимели Саакашвили. Что получила Россия? Территорию? Нет. Сколько живет в Южной Осетии? 15 тысяч человек, да и те не наши.
Культурное доминирование? Ровно наоборот: Грузия, которая являлась частью российского мира, была окончательно отчуждена. Грузия – это часть русской истории от Багратиона до Амирэджиби и Окуджавы.
Вот, Путин сделал так, что нового Окуджавы не будет. Он будет петь на грузинском, что, кстати, совсем не хорошо для будущего поэта.
Вот, все 4 с лишним миллиона жителей Грузии, которые на дороге не валяются, все они отчуждены от России. Мои сверстники – последнее поколение, которое говорит на русском. А как на грузинском, едет в столицу империи. Вот, этот источник пополнения нации, российской нации Путин закрыл наглухо. Ну, таджики на заработки – пожалуйста.
Вот Украина, 40 миллионов этнически неоднородных людей, из которых часть ощущает себя русскими, часть русскоязычными, часть украинцами. Что Путин получил? Крым. 2 миллиона. Очень хорошо. Еще что? Он получил, что остальные 40 миллионов не поедут к врагу учиться.
И нет, мне не нравится то, что происходит с ползучей украинизацией даже того же самого Донбасса. Вот, я внимательно слушала донецкую интеллигенцию, которая говорила, что «Вот, мы, мол, у нас равноценны. У нас русский язык совершенно равноценен с украинским, только, знаете, документы надо заполнять на украинском». Нет, не равноценны. И дело даже не в том, что русская литература идет в школе как иностранная. Там довольно большое количество при этом... Всё равно Пушкин изучается, грубо говоря, в том же объеме, хотя и как иностранная литература.
Дело не в этом. А дело в том, что наблюдается достаточно страшная вещь, которая заключается в том, что украинский, получается, вроде бы как, язык интеллигенции, а русский получается, вот, язык вот этой толпы. Кто интеллигенция, тот знает украинский. Тот всё больше будет начинать знать украинский сейчас, если Донбасс сохранится в составе России, благодаря Путину.
На Кипре, кстати, положение с английским языком там формально хуже, чем с русским в Донбассе. Но только на Кипре, бывшей колонии, когда ты говоришь по-английски, это признак твоей принадлежности к элите. А здесь это признак твоей принадлежности, ну, не к люмпенам, потому что всё равно по-русски говорят все, но это будет меняться. И это меняется, благодаря давлению украинского правительства.
И это можно было остановить только одним способом – стать культурным центром этого самого славянского мира. Сначала сильная экономика, сильная наука, сильное образование, потом посмотрим.
Представьте себе, Россия бы развивалась, ну, вот, как Китай. Я не говорю про демократию – под мудрым авторитарным правителем. Вот тут Украина с ее олигархами, нищетой, популизмом и демократией, а тут – Россия.
Вот, еще раз повторяю, ведь, национальная идентификация в таких случаях это всегда дело очень сложное. Еще раз повторяю, оно зависит от культурного доминирования. Я даже не буду говорить про случай Российской империи, потому что мне скажут, что это культурное доминирование, навязанное властью. Я вам приведу другой, более сложный случай.
Сопредельная с Украиной Литва, еще рядом Польша. Области очень неопределенной этничности. И, вот, знаете, кто был первый президент Польши? Поляк Габриэль Нарутович. А знаете, как звали его единоутробного брата? Его единоутробный брат был литовец Станислава Нарутавичус, который был одним из подписантов акта о независимости.
А еще был, знаете, польский национальный герой Пилсуцкий. Он – поляк, но он рожден в Вильнюсе. И вы будете смеяться, у него был брат Болислав тоже единоутробный, который был литовцем.
Это я к тому, что в бывшем великом княжестве Литовском, благодаря польскому культурному доминированию (заметьте, не имперскому доминированию). Многие литовцы называли себя поляками. Вот то же самое, по идее, должно было происходить с Россией, если бы она правильно называлась. Многие грузины, многие армяне, многие украинцы по-прежнему бы называли себя русскими, потому что к русскому миру принадлежать больше и лучше. Вот, как Гоголь – великий русский писатель. Не только потому, что империя, а еще потому, что культурная столица.
Вот, делая ставку на люмпена, делая ставку на то, что мы, Россия не Европа, Путин это уничтожает. И это очень страшно.
И, вот, возьмем те войны, которые вела Россия последнее время. Возьмем войну Грузии и России. Что получила Россия в результате войны? Ну, там в Кремле получили, вероятно, моральное удовлетворение от того, что поимели Саакашвили. Что получила Россия? Территорию? Нет. Сколько живет в Южной Осетии? 15 тысяч человек, да и те не наши.
Культурное доминирование? Ровно наоборот: Грузия, которая являлась частью российского мира, была окончательно отчуждена. Грузия – это часть русской истории от Багратиона до Амирэджиби и Окуджавы.
Вот, Путин сделал так, что нового Окуджавы не будет. Он будет петь на грузинском, что, кстати, совсем не хорошо для будущего поэта.
Вот, все 4 с лишним миллиона жителей Грузии, которые на дороге не валяются, все они отчуждены от России. Мои сверстники – последнее поколение, которое говорит на русском. А как на грузинском, едет в столицу империи. Вот, этот источник пополнения нации, российской нации Путин закрыл наглухо. Ну, таджики на заработки – пожалуйста.
Вот Украина, 40 миллионов этнически неоднородных людей, из которых часть ощущает себя русскими, часть русскоязычными, часть украинцами. Что Путин получил? Крым. 2 миллиона. Очень хорошо. Еще что? Он получил, что остальные 40 миллионов не поедут к врагу учиться.
И нет, мне не нравится то, что происходит с ползучей украинизацией даже того же самого Донбасса. Вот, я внимательно слушала донецкую интеллигенцию, которая говорила, что «Вот, мы, мол, у нас равноценны. У нас русский язык совершенно равноценен с украинским, только, знаете, документы надо заполнять на украинском». Нет, не равноценны. И дело даже не в том, что русская литература идет в школе как иностранная. Там довольно большое количество при этом... Всё равно Пушкин изучается, грубо говоря, в том же объеме, хотя и как иностранная литература.
Дело не в этом. А дело в том, что наблюдается достаточно страшная вещь, которая заключается в том, что украинский, получается, вроде бы как, язык интеллигенции, а русский получается, вот, язык вот этой толпы. Кто интеллигенция, тот знает украинский. Тот всё больше будет начинать знать украинский сейчас, если Донбасс сохранится в составе России, благодаря Путину.
На Кипре, кстати, положение с английским языком там формально хуже, чем с русским в Донбассе. Но только на Кипре, бывшей колонии, когда ты говоришь по-английски, это признак твоей принадлежности к элите. А здесь это признак твоей принадлежности, ну, не к люмпенам, потому что всё равно по-русски говорят все, но это будет меняться. И это меняется, благодаря давлению украинского правительства.
И это можно было остановить только одним способом – стать культурным центром этого самого славянского мира. Сначала сильная экономика, сильная наука, сильное образование, потом посмотрим.
Представьте себе, Россия бы развивалась, ну, вот, как Китай. Я не говорю про демократию – под мудрым авторитарным правителем. Вот тут Украина с ее олигархами, нищетой, популизмом и демократией, а тут – Россия.
Вот, еще раз повторяю, ведь, национальная идентификация в таких случаях это всегда дело очень сложное. Еще раз повторяю, оно зависит от культурного доминирования. Я даже не буду говорить про случай Российской империи, потому что мне скажут, что это культурное доминирование, навязанное властью. Я вам приведу другой, более сложный случай.
Сопредельная с Украиной Литва, еще рядом Польша. Области очень неопределенной этничности. И, вот, знаете, кто был первый президент Польши? Поляк Габриэль Нарутович. А знаете, как звали его единоутробного брата? Его единоутробный брат был литовец Станислава Нарутавичус, который был одним из подписантов акта о независимости.
А еще был, знаете, польский национальный герой Пилсуцкий. Он – поляк, но он рожден в Вильнюсе. И вы будете смеяться, у него был брат Болислав тоже единоутробный, который был литовцем.
Это я к тому, что в бывшем великом княжестве Литовском, благодаря польскому культурному доминированию (заметьте, не имперскому доминированию). Многие литовцы называли себя поляками. Вот то же самое, по идее, должно было происходить с Россией, если бы она правильно называлась. Многие грузины, многие армяне, многие украинцы по-прежнему бы называли себя русскими, потому что к русскому миру принадлежать больше и лучше. Вот, как Гоголь – великий русский писатель. Не только потому, что империя, а еще потому, что культурная столица.
Вот, делая ставку на люмпена, делая ставку на то, что мы, Россия не Европа, Путин это уничтожает. И это очень страшно.
"А дело в том, что наблюдается достаточно страшная вещь, которая заключается в том, что украинский, получается, вроде бы как, язык интеллигенции, а русский получается, вот, язык вот этой толпы. Кто интеллигенция, тот знает украинский. Тот всё больше будет начинать знать украинский сейчас, если Донбасс сохранится в составе России, благодаря Путину."
Вы сделали мой день!
