Волшебный март

Апрелева размышляет о жизни

Сесть на стул, непременно со спинкой, смотреть в окно, чтобы уже вечер. Сосредоточиться на чем-нибудь локальном. А в доме напротив недавно сменили рамы, четыре штуки подряд, даже пять! - кто-то расселил коммуналку и теперь приводит в порядок. По утрам являются бравые рабочие и заваривают себе в стаканах лапшу для энергии, а по вечерам хозяйка развозит цементную грязь маленькой тряпкой в хорошеньком тазике. Фокусируюсь на нем, чья пластмасса приятного оттенка мяты и успокаивает взор, у хозяйки светлые волосы собраны в два «хвоста», клетчатая рубашка, подвернуты до колен джинсы. Рубашка с мужнина плеча, великовата, а вот и само мужнино плечо в обрамлении майки-алкоголички: смотри, как тепло у людей в квартире.

Хозяин бродит с малярным валиком на удлиненной ручке и смеется. Иногда он присаживается на табурет посредине пустой комнаты в пятнах шпаклевки и пьет чай, отдувается. Чай ему подносит хозяйка и еще что-то в глубокой тарелке. Она сварила в полевых условиях куриный суп, натерла моркови, смешала со сметаной, чтобы усвоился жирорастворимый витамин. В один день пятна шпаклевки скрываются за бумажными обоями, и вот уже выложен плиточный «фартук» вдоль рабочей поверхности кухни, и вот уже укреплены гардины, вздернуты легкие шторы. Хозяин целует хозяйку в ухо, хозяйка смеется и тоже его целует.
…

Пять лет позади, бумажные обои чуть поблекли, даже кое-где истрепались на стыках. Сдергивая шторы для стирки два раза в год хозяйка все сильнее прикусывает губу в такт своим мыслям, она не надевает более мужниных рубашек, а он - не ходит в майках- алкоголичках, строгий костюм и галстук в тон чему-нибудь. В ухо он целует уже не хозяйку, а хорошенькую девочку - дипломницу, она смеется и тоже его целует. Хозяйка не в претензии - она занимает сложную должность заместителя председателя благотворительного фонда, так много надо успеть, заказать афиши к очередному мероприятию, платье подогнать по фигуре. Есть отличная портниха, вот только живет у черта на куличках. Ремонтом заниматься некогда и никому не интересно, еще три года в бумажных стенах.

И вот девочка уже звонит в домофон, ее ждут, накрыт стол, и все обсудят как цивилизованные люди. Она родит девочку, хозяйка даст пощечину своей алчной начальнице, начальница с визгом разорвет на хозяйке новую блузу, хозяин скажет: да называй, как хочешь. Девочку назовут Соня, посмотрите, как похожа на маму, те же глаза, тот же нос, рот и ноги девочки-дипломницы, вот только волосы темные, это хуже.

Ты что ж это, - холодно спросит хозяин, - это чьё вообще? - и укажет на девочку Соню, - не моё точно.

В страшном разочаровании лично сковырнет бумажные обои, сорвет портьеры, карниз упадет и больно ударит по ноге, взвоет: уйййй. Бригада из внешних славян возобновит штукатурные работы, хозяйка по вечерам брезгливо пройдет по половице в свою спальню, не тронутую обновлениями, повернет ключ - ничего особенного, в межкомнатных дверях тоже уместны замки.
Бывшая дипломница не звонит из Америки, где почти счастлива с кровельщиком Джеком. Начальница хозяйки уже полгода как проходит серьезное лечение в израильской клинике, совершенно забросила фонд, что недопустимо.

Нет, все понятно, конечно, здоровье важнее всего, но не до такой же степени, есть обязательства, наверное. Хозяйка полностью управляет делами, и свет в ее окне не гаснет до половины ночи, а то и до утра. Иногда она вспоминает тот самый тазик оттенка мяты, но воспоминания не вызывают умиления, а только причиняют боль, и тогда она быстро принимает дополнительную дозу препарата, отпускаемого строго по рецепту, и уже спокойно слушает, как шуршат за стенкой братья славяне со штапельными лопатками в умелых руках.