Гастрономическое зазеркалье: почему готовить стало модно, а есть - стыдно

Я застенчиво смотрю на куски курицы в соусе карри.

В эту курицу вложено много труда и любви. Моя подруга знает, что я обожаю индийскую еду, поэтому провела у плиты несколько часов. Курица родом из далекой деревни в Псковской области, она проехала полтысячи километров, чтобы оказаться на этой кухне. Специальный рис был куплен не в ближайшем супермаркете, а придирчиво выбран в магазине индийских продуктов. Смесь специй, особенная, какой не купишь в Москве, прибыла с другого края Европы, из маленькой лиссабонской лавки «для своих» - о ней и португальцы-то не знают, там закупаются матери эмигрантских семейств.

Мы с подругой смотрим, как наши мужья уписывают курицу, и обсуждаем тонкости ее приготовления. Мы говорим об этом увлеченно и, полагаю, с некоторым знанием дела, поскольку мы обожаем готовить, и вот уже довольно давно одно из наших любимых развлечений - повести день на огромном продуктовом рынке, постепенно наполняя тележки любовно выбранными продуктами. Мы обмениваемся специями и домашними заготовками. Привозим друг другу из путешествий редкие эссенции и масла. Вместе ходим за грибами, сушим, солим и маринуем. Мы вскладчину заказываем оленину и деревенского гуся. В общем, мы обе очень любим еду.

Но мы ее не едим.

То есть, конечно, едим, человек должен есть, иначе помрет. Собственно, вот столько мы и потребляем: чтобы не протянуть ноги. Сакраментальные две тысячи калорий, которые мы, впрочем, не считаем, нет необходимости. Мы и так знаем, сколько можно, а сколько уже «разврат» и «обжираловка».

«Домашние смели», «дети в восторге» и знаменитое «муж ел урча» - мы оцениваем свои кулинарные подвиги через чужое восприятие. Ест всегда кто-то другой. Собственный же процесс поглощения пищи мы упоминаем совершенно иначе.

«Каюсь, сожрала три пончика». «Открыла холодильник, увидела колбасу и не выдержала». «Признаюсь в ужасном: нажарила картошки на сале - и в одно лицо». «Опомнилась, когда тарелка опустела».

Ела. Виновна.

Лишняя конфета. Лишняя булочка. Все, что женщина потребляет сверх необходимого - это лишнее, ненужное, это показатель ее слабости. Причем не той, которая предполагает пробуждение в мужчине инстинкта защитника, нет. Кто захочет тебя защищать, если ты ешь, жрешь? От чего тебя защищать, если ты заказала не «только салат», три креветки и бокал белого вина, а свиную рульку с капустой и большое темное пиво? От рульки?

Если подумать, все это выглядит полным идиотством.

Мир изменился, и нам - многим из нас! - больше не нужна мужская защита. Я работаю и зарабатываю, и строить из себя нежную фиалку мне неохота: унизительно, утомительно и глупо. Физически я сильнее многих мужчин и уж точно здоровее, а следовательно говорить о каком-то драматическом разрыве в необходимом количестве калорий бессмысленно.

Он сидит в офисе, я сижу в офисе, для выживания нам нужно примерно одинаковое количество пищи. Однако мужчины, дети и коты должны «хорошо кушать»: аппетит - это показатель их здоровья и благополучия. Женщины, как во времена Скарлетт о Хары, должны «клевать как птички» - в этом смысле для нас не изменилось ровным счетом ничего.

И дело вовсе не в том, что женщины помешаны на своем весе. Сколько бы копий не ломалось вокруг бодипозитива, правда в том, что мы стали гораздо меньше стесняться своего тела. Мы потихоньку учимся принимать себя и относиться к себе ну хотя бы без ненависти. Стремление к совершенному телу теперь воспринимается скорее как показатель внутренних проблем, одержимость, что-то вроде болезни. «Упоротая фитнес-няша» уже не героиня нашего времени.

Но при этом - поразительно! - мы на каком-то подсознательном уровне уверены: есть - это очень стыдно. Мы больше не скрываем возраст, вес и размер груди. Но спросите нас, каково наше суточное потребление калорий - мы скорее всего солжем. Преуменьшим. Даже звезды бодипозитива вроде Тэсс Холидей запальчиво отрицают, что просто любят поесть. Послушать их, так они питаются шпинатом и лунным светом, а килограммы - это широкая кость, гормональный сбой, генетика, кортизоловая депрессия. Что угодно, но только не еда.

Я не знаю, почему мы это делаем. Не знаю, зачем мы врем и себе, и окружающим. Потому что на самом деле мы едим. Автоматически произнося «мне только салат, пожалуйста» или кладя себе в тарелку треть от порции, например, мужа, мы играем в какую-то БДСМ-игру, пик которой наступает в тот момент, когда тайно съеденная после ужина булочка вызывает приступ самобичевания. Простите меня, святые две тысячи калорий, ибо я согрешила. Как я могла. На самом деле я не такая. У меня расстройство пищевого поведения. Срочно, врача, мы меня теряем.

Вчера я снова ужинала с подругой.

На это раз без карри - мы зашли в ближайший фастфуд и заказали по бургеру. С таким видом, словно это не булка с котлетой и кетчупом, а килограмм запрещенных препаратов. И большую картошку фри. Одну на двоих, не совсем же мы падшие женщины. И я сказала: завтра сдохну в спортзале, этот бургер мне обойдется в лишние полчаса кардио.

- Да ну тебя, - погрустнела подруга. - Почему нельзя съесть его просто так? Просто потому что хочется?

А действительно, почему? Просто сказать себе: я хочу это и я съем это, и это не грех и не показатель того, что я «жалкая ничтожная личность». Я не должна наказывать себя за еду. За то, что она служит мне не только источником калорий и удовольствия, но иной раз и утешением. Я не должна ее скрывать, «отрабатывать», оправдывать и считать guilty pleasure. Не должна, выкладывая в своем аккаунте очередной рецепт, сопровождать его ремаркой «сама я это не ем, просто было интересно приготовить».

Все я ем. Иногда по ночам. Иногда на улице. Иногда картошку с салом, хлеб с майонезом и прочие «крабовыепалки». Я не птичка, никогда ею не была и не буду. А если это кого-то не устраивает - его проблемы. Хотя кого это может не устраивать? Кому, по большому счету, какое дело, что я ем, сколько и когда?