AD
Несколько лет она, жена, дочь, сестра и подруга, вместе со своими родными и близкими боролась с опухолью. И сейчас, в рамках социального проекта Avon «Будь рядом», впервые рассказывает, как ей удалось победить.
Любовь Станиславовна, расскажите, пожалуйста, свою историю: как Вы узнали о диагнозе?
Моя история началась, когда я решила сбросить вес и начала активно заниматься фитнесом. Чтобы не плутать в темном лесу бицепсов и других мышц, я стала заниматься с тренером. Замечательный молодой человек за два года занятий ни разу не повторился в программе, вес начал стабильно уходить, мышцы приобрели тонус, а лицо – приятный здоровый румянец. Я регулярно выполняла приятную обязанность по смене гардероба, ища на вешалках размер поменьше. Если бы я знала, что случится потом.
Как-то мой тренер попросил меня попрыгать со скакалкой и побегать на дорожке. Мой организм сразу выставил мне ультиматум: не делай этого, мне плохо! Но мы договорились, что я не стану спорить с тренером и буду выполнять его указания, вот я и не спорила… А зря.
Очень быстро я ощутила уплотнение в груди. Оно никак меня не беспокоило, просто под кожей каталась маленькая горошинка. Сразу же я сообщила об этом тренеру, но он только усмехнулся: нельзя, мол, получить проблемы от здорового образа жизни, упражнения не могут навредить. Еще как могут, как оказалось. Делайте, что хотите, но слушайте свой организм.
Уплотнение то появлялось, то пропадало, и я надеялась, что оно пропадет вовсе. Я никогда не любила ходить по врачам, мне удивительно «везло» на самых черствых и неумелых докторов, я никогда не занималась профилактикой, чтобы не нарваться на очередного сухаря от медицины, да еще по привычке оттягивала визит на «после-всех-проектов». Эйфория от общения и работы в очень благополучной среде оперной элиты также давало призрачную надежду на то, «что этого со мной никогда не случится». «Авось» было мое все. До поры до времени.
Когда я начала догадываться, что дело плохо, уже появилось втяжение кожи. Я пыталась увидеть какой-то знак, что все будет хорошо, что мне помогут, но вместо этого со всех сторон слышала об ужасах российской медицины, о неумехах-врачах. Умные и хорошо одетые доктора с экранов авторитетно рассказывали мне, что вылечиться можно только по европейскому протоколу, а у нормального человека на это денег нет… Одним словом, СМИ сделали все, чтобы внушить мне, что единственный выход, если что, - смириться и умереть или продать все и после выздоровления умереть с голоду.
Меня буквально насильно отвела на маммографию моя подруга-врач.
Снимок сразу подтвердил мои опасения и убил последнюю надежду на «фиброзик».
О диагнозе мне сообщил красавец доктор, похожий на киноартиста. Даже не предложив мне стул, он произнес: «Ну вы же не девочка, вы понимаете, что это рак», и продолжил разговаривать по мобильнику.
Мне сразу сделали все исследования, и через два дня выяснилось, что у меня HER-положительный рак на третьей стадии.
Кто в этот момент был с Вами рядом?
Как таковой, первый шок у меня не случился. Я догадывалась, что со мной, по ряду совершенно очевидных признаков. Так что сказать, что я сильно удивилась, не могу. Со мной был мой замечательный муж, который до последнего надеялся на «доброкачественный» диагноз, но тоже был подготовлен к худшему моими истериками о лимфоузле подмышкой и втяжением кожи. Сын нашей подруги, онколог, к таким диагнозам привык, и тоже не сильно удивился. Просто стал разрабатывать для меня план лечения.
Я иногда думаю, а что было бы, если бы я была одна? И со мной не было бы друзей? Или я была бы замужем за «нормальным человеком», которому не интересны проблемы больной жены? Я таких мужей и детей повидала потом немало… В первый момент человеку никак нельзя оставаться один-на-один со свалившимся на него диагнозом, который в России все еще принято считать приговором. Во всем цивилизованном онкологическом мире рядом с больным в такой момент, кроме родных, обязательно находится психолог. Но мы в этот гуманный мир еще не вошли. И никакого психолога рядом со мной не было. По мнению большинства наших врачей, больной должен справиться со своими эмоциями сам, а врач обязан беречь себя: больных много, а врачей мало, и они должны отстраняться от эмоций человека, который думает, что ему выписали смертный приговор. Все очень бесчеловечно и жестко. Человека как бы сразу вычеркивают, выводят из числа «перспективных». Не буду скрывать, несколько раз я чувствовала себя расходным материалом, который уже не рассматривают как ценную человеческую единицу. А однажды поставила в тупик одного доктора вопросом, а не хочет ли доктор посмотреть на вещи по-другому: врачей много, а моя жизнь у меня одна? Доктор честно призналась, что ей это не приходило в голову.
Кабинет красивого доктора находился на 28 этаже, и до автобуса тоже еще надо дойти. Как выяснилось, доходили не все.
А Ваша первая реакция – какой она была? Как Ваши близкие люди повели себя в момент, когда Вы им рассказали о болезни?
Моя первая реакция была, в общем, неадекватной: я, только что узнав о своем диагнозе, немедленно стала психологом для родных и друзей. Как-то совпало, что все они молотили ужасную чушь, стараясь приободрить меня, но эффект получался обратным. Тогда я решила, что если я не помогу себе сама, они просто угробят меня своим «сочувствием». Надо сказать, что у меня это здорово получилось. Я нашла очень верный тон – немного ироничный, очень убедительный, не допускающий ни малейшего сомнения в благополучном исходе. Теперь я могу утешить любого, даже самого безнадежного больного. Я точно знаю, что и как сказать, чтобы человек принял правильное решение и не наделал непоправимых глупостей.
Если бы в то страшное время нашелся такой человек для меня… Для самой себя я была плохим психологом. Посещало меня и отчаяние, и неверие в медицину, и уныние рядышком ходило. Узнав о диагнозе, я подумала о том, чтобы отказаться от лечения, ведь если Господь дает мне неизлечимую болезнь, то стоит ли идти против Его воли и лечиться? И даже получала «поддержку» от иных батюшек. Мозги приходилось вправлять самой себе. Я справилась со своей психикой сама, но была с этим один-на-один. Это стоило мне очень дорого.
Так получилось. Я убедилась позже, что далеко не каждому человеку, даже самому близкому и родному, дано найти те слова, которые нужно услышать онкобольному. В странах «просвещенной» онкологии психологи помогают не только больному, но и в первую очередь его семье. Диагноз получает вся семья. Как сказала мне одна мудрая старая женщина-химиотерапевт: «Детка, береги мужа. Тебя-то вылечат, а вот он…»
Зато теперь я просто классный психолог-самоучка. Супермегапрофи. Для других.
Как проходило лечение – не с медицинской точки зрения, а с психологической? Что или, скорее, кто помогал Вам оставаться в хорошем настроении?
В огромных страхах, срывах, которые сами по себе стоили мне нескольких лет оставшейся жизни.
Когда я попала в 62-ю больницу и услышала слово «химиотерапия», моим первым страхом были не боль и страдание, а потеря волос. У меня возник огромный комплекс на эту тему, скорее всего, этот комплекс есть почти у всех женщин. Но многие смиряются и спокойно носят красивые парички, но не я. Меня просто изглодал страх облысеть. Процедуру химиотерапии в «ледяной шапке» я вспоминаю, как один из самых страшных моментов в жизни, но волосы я не потеряла.
Страшно тяжело было проходить обследования и ожидать результата – помогает ли лечение? Паническая атака стала моей спутницей.
Во время «химии» очень меняется психологический статус, я стала очень ранимой. Хамы, циники, бездомные собаки – все било по нервам до крови. Я стала жалеть стариков и несчастных, чего со мной никогда не было.
Огромные положительные эмоции приносили мне животные. Моя собака - во время лечения дома, и больничные псы, пока я два месяца лежала в клинике после операции. Когда они прыгали на меня в больничном саду, оставляли следы грязных лап на халате и ели мои котлетки – я была счастлива.
Я пересматривала мои концерты, вспоминала мою работу, моих любимых звезд, со многими из которых я дружу, и тоже радовалась. И, конечно, спасалась работой, которую приостановила ровно на три для после операции. Когда общаешься со звездами, нужно быть ровной и приветливой и держать себя в руках. И никому ничего негативного никогда не рассказывать.
Кстати, мои звезды однажды спасли меня от физической смерти. Послеоперационные осложнения вылились в страшную пневмонию. Когда однажды ночью я поняла, что если засну, то умру, – надела наушники, хотя лежала в отдельной палате, и «врубила» на полную громкость концерт Хосе Куры. И вернулась на звук! По-моему, это был единственный в истории случай практической пользы от оперного искусства (смеется)! Утром я поплелась кормить собак и долго валялась на газоне, не в силах подняться, потому что псы на радостях сбили меня, еле живую, с ног. Сейчас я вспоминаю ту ночь и то утро, как один из самых счастливых моментов в моей жизни.
Могу сказать, что положительный эффект от новых бриллиантов и вещей кратковременный, поэтому затраты на них того не стоят. А вот напоить чаем с вкусненьким все отделение и покормить больничных собак – самое оно.
Я религиозный человек, не фанатично, но крепко верующий, и конечно, я получала поддержку в молитве.
Диагноз «рак груди» - это деление жизни на «до» и «после»?
В каком-то смысле, безусловно. Человек, перенесший рак, никогда не будет прежним или таким, как все. Мы – особая каста тех, кто «понимает». Когда мои знаменитые коллеги, перенесшие рак, узнали о моем диагнозе, они как бы приняли меня в свой «клуб» и стали относиться ко мне по-особому. Я очень изменилась и испытываю постоянную потребность помогать людям и еще ужасное неудобство, потому что после болезни мои возможности помочь стали меньше. Меня удивляет новая для меня действительность: я наивно полагала, что наш город добр к инвалидам и больным не только декларативно, но и на деле, однако это совершенно не так. Это было одним из самых неприятных открытий после болезни. Время идет, и начинаешь ловить себя на мысли, что порой забываешь о главной победе и удаче в своей жизни, и расстраиваешься по пустякам. И учишься истреблять свою мелочность и неблагодарность.
Некоторым моим друзьям тоже пришлось пройти «естественный отбор». Были и такие, которые надеялись на мою смерть, чтобы просто не отдавать долги. Ужасная пошлость, а я стараюсь не иметь дело с банальными и пошлыми людьми. В моем кругу остались лучшие.
Я каждый день благодарю Бога и врачей за то, что подарили мне «после». Я очень счастливый человек, ведь у многих жизнь закончилась на отметке «до»…
«Раньше бы я никогда не…» - как бы Вы продолжили эту фразу?
Не стала бы «выкручивать руки» чиновникам и коллегам, если нужно помочь. А сейчас запросто. Безусловно, не для себя. И мой благотворительный проект обязательно начнется, и мы будем вместе с моими мужчинами-звездами бороться с самой женской болезнью, ведь теперь я в желании помогать людям стала страшнее Арматы.
Сейчас у Вас есть возможность обратиться к миллионам российских девушек и женщин, многие из которых по-прежнему не считают нужным проходить профилактические осмотры у маммолога. Вы бы хотели им что-то сказать?
Милые девочки! Посмотрите, сколько ошибок я наделала. Учитесь на чужих ошибках, будьте умницами. Ложные страхи, надежда на «авось» чуть не стоили мне жизни. А всего-то нужно вовремя сделать простой рентгеновский снимок и убедиться, что все хорошо, а если что, провести минимальное лечение, подружиться с доктором и просто наблюдаться, из года в год убеждаясь, что все хорошо.
Моя опухоль не сразу стала раком. Она жила, росла и таилась, пока я тянула время, переродилась в рак и начала управлять моей жизнью. Не дайте простой горошине убить вас, доверьтесь доктору и просто избавьтесь от нее. Не ждите ничего, не давайте ей получить полную власть над вами и вашей жизнью. Если доктор увидит проблему вовремя, то вам не придется, как мне, проходить курс «красной» химии, облучение и расставаться с вашей прекрасной грудью.
Ничего не бойтесь. Рак давно не приговор, рак - диагноз. Не просто и не скоро, но он излечим. И чем раньше ваш доктор приступит в лечению, тем раньше вы навсегда забудете о проблеме. В России есть все, что нужно для успешного лечения, но чем раньше вы обратитесь к доктору, тем меньше средств государство потратит на ваше лечение: на ранней стадии весь этот огромный арсенал средств вам просто не понадобится.
Любовь Станиславовна, расскажите, пожалуйста, свою историю: как Вы узнали о диагнозе?
Моя история началась, когда я решила сбросить вес и начала активно заниматься фитнесом. Чтобы не плутать в темном лесу бицепсов и других мышц, я стала заниматься с тренером. Замечательный молодой человек за два года занятий ни разу не повторился в программе, вес начал стабильно уходить, мышцы приобрели тонус, а лицо – приятный здоровый румянец. Я регулярно выполняла приятную обязанность по смене гардероба, ища на вешалках размер поменьше. Если бы я знала, что случится потом.
Как-то мой тренер попросил меня попрыгать со скакалкой и побегать на дорожке. Мой организм сразу выставил мне ультиматум: не делай этого, мне плохо! Но мы договорились, что я не стану спорить с тренером и буду выполнять его указания, вот я и не спорила… А зря.
Очень быстро я ощутила уплотнение в груди. Оно никак меня не беспокоило, просто под кожей каталась маленькая горошинка. Сразу же я сообщила об этом тренеру, но он только усмехнулся: нельзя, мол, получить проблемы от здорового образа жизни, упражнения не могут навредить. Еще как могут, как оказалось. Делайте, что хотите, но слушайте свой организм.
Уплотнение то появлялось, то пропадало, и я надеялась, что оно пропадет вовсе. Я никогда не любила ходить по врачам, мне удивительно «везло» на самых черствых и неумелых докторов, я никогда не занималась профилактикой, чтобы не нарваться на очередного сухаря от медицины, да еще по привычке оттягивала визит на «после-всех-проектов». Эйфория от общения и работы в очень благополучной среде оперной элиты также давало призрачную надежду на то, «что этого со мной никогда не случится». «Авось» было мое все. До поры до времени.
Когда я начала догадываться, что дело плохо, уже появилось втяжение кожи. Я пыталась увидеть какой-то знак, что все будет хорошо, что мне помогут, но вместо этого со всех сторон слышала об ужасах российской медицины, о неумехах-врачах. Умные и хорошо одетые доктора с экранов авторитетно рассказывали мне, что вылечиться можно только по европейскому протоколу, а у нормального человека на это денег нет… Одним словом, СМИ сделали все, чтобы внушить мне, что единственный выход, если что, - смириться и умереть или продать все и после выздоровления умереть с голоду.
Меня буквально насильно отвела на маммографию моя подруга-врач.
Снимок сразу подтвердил мои опасения и убил последнюю надежду на «фиброзик».
О диагнозе мне сообщил красавец доктор, похожий на киноартиста. Даже не предложив мне стул, он произнес: «Ну вы же не девочка, вы понимаете, что это рак», и продолжил разговаривать по мобильнику.
Мне сразу сделали все исследования, и через два дня выяснилось, что у меня HER-положительный рак на третьей стадии.
Кто в этот момент был с Вами рядом?
Как таковой, первый шок у меня не случился. Я догадывалась, что со мной, по ряду совершенно очевидных признаков. Так что сказать, что я сильно удивилась, не могу. Со мной был мой замечательный муж, который до последнего надеялся на «доброкачественный» диагноз, но тоже был подготовлен к худшему моими истериками о лимфоузле подмышкой и втяжением кожи. Сын нашей подруги, онколог, к таким диагнозам привык, и тоже не сильно удивился. Просто стал разрабатывать для меня план лечения.
Я иногда думаю, а что было бы, если бы я была одна? И со мной не было бы друзей? Или я была бы замужем за «нормальным человеком», которому не интересны проблемы больной жены? Я таких мужей и детей повидала потом немало… В первый момент человеку никак нельзя оставаться один-на-один со свалившимся на него диагнозом, который в России все еще принято считать приговором. Во всем цивилизованном онкологическом мире рядом с больным в такой момент, кроме родных, обязательно находится психолог. Но мы в этот гуманный мир еще не вошли. И никакого психолога рядом со мной не было. По мнению большинства наших врачей, больной должен справиться со своими эмоциями сам, а врач обязан беречь себя: больных много, а врачей мало, и они должны отстраняться от эмоций человека, который думает, что ему выписали смертный приговор. Все очень бесчеловечно и жестко. Человека как бы сразу вычеркивают, выводят из числа «перспективных». Не буду скрывать, несколько раз я чувствовала себя расходным материалом, который уже не рассматривают как ценную человеческую единицу. А однажды поставила в тупик одного доктора вопросом, а не хочет ли доктор посмотреть на вещи по-другому: врачей много, а моя жизнь у меня одна? Доктор честно призналась, что ей это не приходило в голову.
Кабинет красивого доктора находился на 28 этаже, и до автобуса тоже еще надо дойти. Как выяснилось, доходили не все.
А Ваша первая реакция – какой она была? Как Ваши близкие люди повели себя в момент, когда Вы им рассказали о болезни?
Моя первая реакция была, в общем, неадекватной: я, только что узнав о своем диагнозе, немедленно стала психологом для родных и друзей. Как-то совпало, что все они молотили ужасную чушь, стараясь приободрить меня, но эффект получался обратным. Тогда я решила, что если я не помогу себе сама, они просто угробят меня своим «сочувствием». Надо сказать, что у меня это здорово получилось. Я нашла очень верный тон – немного ироничный, очень убедительный, не допускающий ни малейшего сомнения в благополучном исходе. Теперь я могу утешить любого, даже самого безнадежного больного. Я точно знаю, что и как сказать, чтобы человек принял правильное решение и не наделал непоправимых глупостей.
Если бы в то страшное время нашелся такой человек для меня… Для самой себя я была плохим психологом. Посещало меня и отчаяние, и неверие в медицину, и уныние рядышком ходило. Узнав о диагнозе, я подумала о том, чтобы отказаться от лечения, ведь если Господь дает мне неизлечимую болезнь, то стоит ли идти против Его воли и лечиться? И даже получала «поддержку» от иных батюшек. Мозги приходилось вправлять самой себе. Я справилась со своей психикой сама, но была с этим один-на-один. Это стоило мне очень дорого.
Так получилось. Я убедилась позже, что далеко не каждому человеку, даже самому близкому и родному, дано найти те слова, которые нужно услышать онкобольному. В странах «просвещенной» онкологии психологи помогают не только больному, но и в первую очередь его семье. Диагноз получает вся семья. Как сказала мне одна мудрая старая женщина-химиотерапевт: «Детка, береги мужа. Тебя-то вылечат, а вот он…»
Зато теперь я просто классный психолог-самоучка. Супермегапрофи. Для других.
Как проходило лечение – не с медицинской точки зрения, а с психологической? Что или, скорее, кто помогал Вам оставаться в хорошем настроении?
В огромных страхах, срывах, которые сами по себе стоили мне нескольких лет оставшейся жизни.
Когда я попала в 62-ю больницу и услышала слово «химиотерапия», моим первым страхом были не боль и страдание, а потеря волос. У меня возник огромный комплекс на эту тему, скорее всего, этот комплекс есть почти у всех женщин. Но многие смиряются и спокойно носят красивые парички, но не я. Меня просто изглодал страх облысеть. Процедуру химиотерапии в «ледяной шапке» я вспоминаю, как один из самых страшных моментов в жизни, но волосы я не потеряла.
Страшно тяжело было проходить обследования и ожидать результата – помогает ли лечение? Паническая атака стала моей спутницей.
Во время «химии» очень меняется психологический статус, я стала очень ранимой. Хамы, циники, бездомные собаки – все било по нервам до крови. Я стала жалеть стариков и несчастных, чего со мной никогда не было.
Огромные положительные эмоции приносили мне животные. Моя собака - во время лечения дома, и больничные псы, пока я два месяца лежала в клинике после операции. Когда они прыгали на меня в больничном саду, оставляли следы грязных лап на халате и ели мои котлетки – я была счастлива.
Я пересматривала мои концерты, вспоминала мою работу, моих любимых звезд, со многими из которых я дружу, и тоже радовалась. И, конечно, спасалась работой, которую приостановила ровно на три для после операции. Когда общаешься со звездами, нужно быть ровной и приветливой и держать себя в руках. И никому ничего негативного никогда не рассказывать.
Кстати, мои звезды однажды спасли меня от физической смерти. Послеоперационные осложнения вылились в страшную пневмонию. Когда однажды ночью я поняла, что если засну, то умру, – надела наушники, хотя лежала в отдельной палате, и «врубила» на полную громкость концерт Хосе Куры. И вернулась на звук! По-моему, это был единственный в истории случай практической пользы от оперного искусства (смеется)! Утром я поплелась кормить собак и долго валялась на газоне, не в силах подняться, потому что псы на радостях сбили меня, еле живую, с ног. Сейчас я вспоминаю ту ночь и то утро, как один из самых счастливых моментов в моей жизни.
Могу сказать, что положительный эффект от новых бриллиантов и вещей кратковременный, поэтому затраты на них того не стоят. А вот напоить чаем с вкусненьким все отделение и покормить больничных собак – самое оно.
Я религиозный человек, не фанатично, но крепко верующий, и конечно, я получала поддержку в молитве.
Диагноз «рак груди» - это деление жизни на «до» и «после»?
В каком-то смысле, безусловно. Человек, перенесший рак, никогда не будет прежним или таким, как все. Мы – особая каста тех, кто «понимает». Когда мои знаменитые коллеги, перенесшие рак, узнали о моем диагнозе, они как бы приняли меня в свой «клуб» и стали относиться ко мне по-особому. Я очень изменилась и испытываю постоянную потребность помогать людям и еще ужасное неудобство, потому что после болезни мои возможности помочь стали меньше. Меня удивляет новая для меня действительность: я наивно полагала, что наш город добр к инвалидам и больным не только декларативно, но и на деле, однако это совершенно не так. Это было одним из самых неприятных открытий после болезни. Время идет, и начинаешь ловить себя на мысли, что порой забываешь о главной победе и удаче в своей жизни, и расстраиваешься по пустякам. И учишься истреблять свою мелочность и неблагодарность.
Некоторым моим друзьям тоже пришлось пройти «естественный отбор». Были и такие, которые надеялись на мою смерть, чтобы просто не отдавать долги. Ужасная пошлость, а я стараюсь не иметь дело с банальными и пошлыми людьми. В моем кругу остались лучшие.
Я каждый день благодарю Бога и врачей за то, что подарили мне «после». Я очень счастливый человек, ведь у многих жизнь закончилась на отметке «до»…
«Раньше бы я никогда не…» - как бы Вы продолжили эту фразу?
Не стала бы «выкручивать руки» чиновникам и коллегам, если нужно помочь. А сейчас запросто. Безусловно, не для себя. И мой благотворительный проект обязательно начнется, и мы будем вместе с моими мужчинами-звездами бороться с самой женской болезнью, ведь теперь я в желании помогать людям стала страшнее Арматы.
Сейчас у Вас есть возможность обратиться к миллионам российских девушек и женщин, многие из которых по-прежнему не считают нужным проходить профилактические осмотры у маммолога. Вы бы хотели им что-то сказать?
Милые девочки! Посмотрите, сколько ошибок я наделала. Учитесь на чужих ошибках, будьте умницами. Ложные страхи, надежда на «авось» чуть не стоили мне жизни. А всего-то нужно вовремя сделать простой рентгеновский снимок и убедиться, что все хорошо, а если что, провести минимальное лечение, подружиться с доктором и просто наблюдаться, из года в год убеждаясь, что все хорошо.
Моя опухоль не сразу стала раком. Она жила, росла и таилась, пока я тянула время, переродилась в рак и начала управлять моей жизнью. Не дайте простой горошине убить вас, доверьтесь доктору и просто избавьтесь от нее. Не ждите ничего, не давайте ей получить полную власть над вами и вашей жизнью. Если доктор увидит проблему вовремя, то вам не придется, как мне, проходить курс «красной» химии, облучение и расставаться с вашей прекрасной грудью.
Ничего не бойтесь. Рак давно не приговор, рак - диагноз. Не просто и не скоро, но он излечим. И чем раньше ваш доктор приступит в лечению, тем раньше вы навсегда забудете о проблеме. В России есть все, что нужно для успешного лечения, но чем раньше вы обратитесь к доктору, тем меньше средств государство потратит на ваше лечение: на ранней стадии весь этот огромный арсенал средств вам просто не понадобится.