AD
- Это мой знакомый, Соня. Ты хочешь узнать, как его зовут или что-то еще?
- Я хочу узнать, что у вас с ним? – это уже вмешивается Сергей. Мы всем семейным составом сидим на кухне у мамы и мирно поедаем воскресный обед – лучшее время и место для ревности и разборок.
- Сереж, давай я тебе наедине все прокомментирую. Не порти детям аппетит.
Наедине разговор выходит совсем тягостный. Сережа ревнует меня, наверное, первый раз в жизни. И, не скрою, мне это нравится. Он приходит каждый день под разными предлогами, он придумал у себя ремонт и перевез ко мне дочь, он считает все мои букеты и все опоздания с работы. Он даже маму взял в союзники, и она всячески старается занять меня дома на выходные.
Поводом для волнений служит Давид. Вот уже несколько недель он методично заполняет собой максимум моего личного пространства: цветы, театры, рестораны, выставки. В фитнес-клубе нас считают парой, на работе любопытствуют, а я никак не могу определить свое к нему отношение. Солидный, импозантный, образованный – это плюс, а минус – я его не чувствую. Совсем. Словно мы каждый раз встречаемся впервые и мне требуется время, чтобы привыкнуть. Я узнала о нем ровно столько, сколько требуют приличия: вдовец, живет с дочерью, в которой души не чает, занимается инвестициями, увлекается верховой ездой и плаванием. Но я до сих пор не знаю, умеет ли он хохотать, какой он в грусти, колется ли у него щетина, я не чувствую его запах и ни разу не брала его за руку. Я не знаю, что со всем этим делать и пытаюсь сократить расстояние количеством общения.
Вот и сегодня, отбившись от ревности домашних, я иду на свидание. Мы сидим в модном джаз- кафе и говорим. Точнее, говорит, как обычно, Давид. Сегодня – о политике.
- Вся эта история с выдачей Савченко – чистый театр. Голодовки, отказы от переговоров, строгость приговора и прочий пафос – это просто шоу. Ты его смотришь – значит, цель достигнута. Вообще, запомни, все, что тебе показывают по ящику – это ложь. Даже войны теперь постановочные. Помнишь фильм с Хофманом и Де Ниро «Плутовство»? Наглядное руководство к восприятию новостей.
- Давид, ты слишком циничен. Мы живем в неспокойное время. И не стоит говорить, что мы видим лишь декорации. Где-то льется кровь, страдают люди, а ты пытаешься убедить себя в том, что мир безмятежен и смотришь кинофильм.
И я рассказываю ему историю своей недавней пациентки.
Дама была растеряна и встревожена. Она привела на прием шестнадцатилетнюю дочь и так сбивчиво говорила, что мне никак не удавалось понять, что им нужно.
- Мы узнали про вашу акцию «УЗИ + гинеколог по цене приема». Это нам как раз сейчас нужно и недорого. У нее давно проблемы, а все руки не доходят. Переезд, дорога, с документами проблема. Какое тут УЗИ? Только у вас получается. Мы рядом тут, у сестры моей остановились.
- На что жалуется девочка? Почему обязательно УЗИ?
- Задержка у нее. Давно. Ни она, ни я не помним, сколько. Тяжесть внизу живота, даже припухлость. Я понимаю, что раньше надо было, но куда идти, если такие дела?
- Давайте, пожалуйста, все сначала и по порядку. Время приема у нас увеличенное, так что я спокойно могу вас выслушать.
- По порядку? Ну, давайте, только порядка как раз никакого нет. Везде сплошной беспорядок. Мы из Донецка. Беженцы. Хотя я раньше каждый год в Москве бывала у дядьки с теткой, я в институте тут училась, я этот город, как свои пять пальцев знаю. А теперь – чужая, без прав и документов. Я до последнего уезжать не хотела. Вроде и страшно – война рядом, с едой плохо, а вроде и дом, и школу Маше не бросить. В одно утро все изменилось – проснулись от гула, в окно выглянули, а на улице танки. Спокойно так идут, колонной. Я сразу решила – уезжать, пока можно. Машка в слезы – у нее подруги, мальчик. А я ее в охапку и в Москву. Сестра двоюродная приняла, спасибо ей. Вот теперь пытаюсь со всем сразу разбираться и жизнь налаживать, только не знаю, будет ли у нас тут эта жизнь. – И женщина вдруг начала плакать, словно танки шли за окном моего кабинета.
- Все образуется, не плачьте, пожалуйста.
- Может быть. Сейчас надо дочерью заниматься. Плачет все время, стресс у нее, потому, думаю, и по-женски проблема – все от нервов.
- Давайте смотреть. Маша, у тебя месячные с какого возраста? Половой жизнью живешь? – последний вопрос поверг девочку в ступор. Она лишь качнула головой.
А на УЗИ в ступор впала уже я. Никаких нервов – прекрасная маточная беременность сроком 16 недель и даже видно, что будет мальчик. Как сказать об этом, я не представляла.
- Девочка стесняется отвечать на мои вопросы. Можно мы поговорим наедине, а потом я приглашу вас?
Когда мама вышла, Маша заговорила первой:
- Я беременна, да? Сколько уже? Так я и знала. Я не могу маме сказать. Каждый день себя убеждаю и не могу. Она так переживает, ей столько пришлось вынести, а тут я с такими новостями. Димка в Донецке остался. Я за него боюсь, в армию заберут ведь. Он мне не поможет. И никто не поможет. А маме все это – нож в спину.
Она опустила глаза и стала тихонько качаться из стороны в сторону.
- Маша, ты сама еще ребенок. Ты не можешь справиться со всем этим. Ты просто обязана рассказать маме. Точнее - я обязана, как врач, а ты – просто должна, как дочь. В конце концов, ее это тоже касается – ты носишь ее внука.
- Это мальчик? Боже, какой ужас. Что мне делать? Ну что?
В конце концов, роль вестника взяла на себя я. Было все и сразу – и валерьянка, и ссора, и слезы, и звонки родным в Москву и Донецк. Мне пришлось отложить следующий прием и заниматься ими, как родственниками, попавшими в беду. Когда буря улеглась, выяснилось, что и маме тоже нужна медицинская помощь – запущенная щитовидка давно не давала ей покоя. Я порекомендовала ей пройти одну из наших экспресс-диагностик по щитовидной железе. В ее положении это лучший метод обследования – быстро, недорого, строго по делу. Они ушли, а у меня осталось острое чувство тревоги за них.
- Ты понимаешь, что самое плохое, Давид, я ничем им не помогла. Люди оказались в сложнейшей ситуации, им и так тяжело, они пришли к врачу, чтобы справиться хотя бы с одной из проблем, а ушли с еще большей бедой. Что они будут дальше делать? Никак не могу забыть о них, а ты говоришь – кино.
- Лена, тебе не надо беспокоиться об этом, – Давид говорит спокойно, смотрит мне прямо в глаза, - Это не твое дело, понимаешь? Тебя просили поставить диагноз – ты поставила. Оплатили услугу – ты оказала. Откуда они бежали, что они будут делать – это их жизнь и их проблемы.
- Я понимаю. Отчасти. Но я так не могу: не переживать, не сочувствовать.
- А чему тут сочувствовать? Девочка – малолетняя шалава, – голос у Давида стал ледяным. –Нагуляла пузо в 16 лет и считает это нормой. Мама – приспособленка. При первой же возможности - в Москву: спасайте меня, теснитесь, я от войны убежала. Тебе она песню пела, не иначе, как в надежде на скидку. Лично я не вижу повода для жалости. Даже танки в ее рассказе – для красного словца, как спецэффект, возвращаясь к разговору о кино. Не будь столь наивной. Этот мир нужно оценивать фактами. Эмоциям здесь не место. Ты так жить не сможешь - пропадешь.
- Не пропала пока, и дальше не пропаду, – вот тебе и близость, которой не было и быть не может.
Простились мы скомкано. Домой я уехала сама. И всю дорогу думала, что страшнее: пережить множество неприятных событий, натворить кучу ошибок и при этом чувствовать и переживать? Или идти по ровной дороге, не оборачиваться на зовущих, не испытывать эмоций? Если ты не умеешь чувствовать боль, разве ты способен любить?
Все серии можно прочитать ЗДЕСЬ.
- Я хочу узнать, что у вас с ним? – это уже вмешивается Сергей. Мы всем семейным составом сидим на кухне у мамы и мирно поедаем воскресный обед – лучшее время и место для ревности и разборок.
- Сереж, давай я тебе наедине все прокомментирую. Не порти детям аппетит.
Наедине разговор выходит совсем тягостный. Сережа ревнует меня, наверное, первый раз в жизни. И, не скрою, мне это нравится. Он приходит каждый день под разными предлогами, он придумал у себя ремонт и перевез ко мне дочь, он считает все мои букеты и все опоздания с работы. Он даже маму взял в союзники, и она всячески старается занять меня дома на выходные.
Поводом для волнений служит Давид. Вот уже несколько недель он методично заполняет собой максимум моего личного пространства: цветы, театры, рестораны, выставки. В фитнес-клубе нас считают парой, на работе любопытствуют, а я никак не могу определить свое к нему отношение. Солидный, импозантный, образованный – это плюс, а минус – я его не чувствую. Совсем. Словно мы каждый раз встречаемся впервые и мне требуется время, чтобы привыкнуть. Я узнала о нем ровно столько, сколько требуют приличия: вдовец, живет с дочерью, в которой души не чает, занимается инвестициями, увлекается верховой ездой и плаванием. Но я до сих пор не знаю, умеет ли он хохотать, какой он в грусти, колется ли у него щетина, я не чувствую его запах и ни разу не брала его за руку. Я не знаю, что со всем этим делать и пытаюсь сократить расстояние количеством общения.
Вот и сегодня, отбившись от ревности домашних, я иду на свидание. Мы сидим в модном джаз- кафе и говорим. Точнее, говорит, как обычно, Давид. Сегодня – о политике.
- Вся эта история с выдачей Савченко – чистый театр. Голодовки, отказы от переговоров, строгость приговора и прочий пафос – это просто шоу. Ты его смотришь – значит, цель достигнута. Вообще, запомни, все, что тебе показывают по ящику – это ложь. Даже войны теперь постановочные. Помнишь фильм с Хофманом и Де Ниро «Плутовство»? Наглядное руководство к восприятию новостей.
- Давид, ты слишком циничен. Мы живем в неспокойное время. И не стоит говорить, что мы видим лишь декорации. Где-то льется кровь, страдают люди, а ты пытаешься убедить себя в том, что мир безмятежен и смотришь кинофильм.
И я рассказываю ему историю своей недавней пациентки.
Дама была растеряна и встревожена. Она привела на прием шестнадцатилетнюю дочь и так сбивчиво говорила, что мне никак не удавалось понять, что им нужно.
- Мы узнали про вашу акцию «УЗИ + гинеколог по цене приема». Это нам как раз сейчас нужно и недорого. У нее давно проблемы, а все руки не доходят. Переезд, дорога, с документами проблема. Какое тут УЗИ? Только у вас получается. Мы рядом тут, у сестры моей остановились.
- На что жалуется девочка? Почему обязательно УЗИ?
- Задержка у нее. Давно. Ни она, ни я не помним, сколько. Тяжесть внизу живота, даже припухлость. Я понимаю, что раньше надо было, но куда идти, если такие дела?
- Давайте, пожалуйста, все сначала и по порядку. Время приема у нас увеличенное, так что я спокойно могу вас выслушать.
- По порядку? Ну, давайте, только порядка как раз никакого нет. Везде сплошной беспорядок. Мы из Донецка. Беженцы. Хотя я раньше каждый год в Москве бывала у дядьки с теткой, я в институте тут училась, я этот город, как свои пять пальцев знаю. А теперь – чужая, без прав и документов. Я до последнего уезжать не хотела. Вроде и страшно – война рядом, с едой плохо, а вроде и дом, и школу Маше не бросить. В одно утро все изменилось – проснулись от гула, в окно выглянули, а на улице танки. Спокойно так идут, колонной. Я сразу решила – уезжать, пока можно. Машка в слезы – у нее подруги, мальчик. А я ее в охапку и в Москву. Сестра двоюродная приняла, спасибо ей. Вот теперь пытаюсь со всем сразу разбираться и жизнь налаживать, только не знаю, будет ли у нас тут эта жизнь. – И женщина вдруг начала плакать, словно танки шли за окном моего кабинета.
- Все образуется, не плачьте, пожалуйста.
- Может быть. Сейчас надо дочерью заниматься. Плачет все время, стресс у нее, потому, думаю, и по-женски проблема – все от нервов.
- Давайте смотреть. Маша, у тебя месячные с какого возраста? Половой жизнью живешь? – последний вопрос поверг девочку в ступор. Она лишь качнула головой.
А на УЗИ в ступор впала уже я. Никаких нервов – прекрасная маточная беременность сроком 16 недель и даже видно, что будет мальчик. Как сказать об этом, я не представляла.
- Девочка стесняется отвечать на мои вопросы. Можно мы поговорим наедине, а потом я приглашу вас?
Когда мама вышла, Маша заговорила первой:
- Я беременна, да? Сколько уже? Так я и знала. Я не могу маме сказать. Каждый день себя убеждаю и не могу. Она так переживает, ей столько пришлось вынести, а тут я с такими новостями. Димка в Донецке остался. Я за него боюсь, в армию заберут ведь. Он мне не поможет. И никто не поможет. А маме все это – нож в спину.
Она опустила глаза и стала тихонько качаться из стороны в сторону.
- Маша, ты сама еще ребенок. Ты не можешь справиться со всем этим. Ты просто обязана рассказать маме. Точнее - я обязана, как врач, а ты – просто должна, как дочь. В конце концов, ее это тоже касается – ты носишь ее внука.
- Это мальчик? Боже, какой ужас. Что мне делать? Ну что?
В конце концов, роль вестника взяла на себя я. Было все и сразу – и валерьянка, и ссора, и слезы, и звонки родным в Москву и Донецк. Мне пришлось отложить следующий прием и заниматься ими, как родственниками, попавшими в беду. Когда буря улеглась, выяснилось, что и маме тоже нужна медицинская помощь – запущенная щитовидка давно не давала ей покоя. Я порекомендовала ей пройти одну из наших экспресс-диагностик по щитовидной железе. В ее положении это лучший метод обследования – быстро, недорого, строго по делу. Они ушли, а у меня осталось острое чувство тревоги за них.
- Ты понимаешь, что самое плохое, Давид, я ничем им не помогла. Люди оказались в сложнейшей ситуации, им и так тяжело, они пришли к врачу, чтобы справиться хотя бы с одной из проблем, а ушли с еще большей бедой. Что они будут дальше делать? Никак не могу забыть о них, а ты говоришь – кино.
- Лена, тебе не надо беспокоиться об этом, – Давид говорит спокойно, смотрит мне прямо в глаза, - Это не твое дело, понимаешь? Тебя просили поставить диагноз – ты поставила. Оплатили услугу – ты оказала. Откуда они бежали, что они будут делать – это их жизнь и их проблемы.
- Я понимаю. Отчасти. Но я так не могу: не переживать, не сочувствовать.
- А чему тут сочувствовать? Девочка – малолетняя шалава, – голос у Давида стал ледяным. –Нагуляла пузо в 16 лет и считает это нормой. Мама – приспособленка. При первой же возможности - в Москву: спасайте меня, теснитесь, я от войны убежала. Тебе она песню пела, не иначе, как в надежде на скидку. Лично я не вижу повода для жалости. Даже танки в ее рассказе – для красного словца, как спецэффект, возвращаясь к разговору о кино. Не будь столь наивной. Этот мир нужно оценивать фактами. Эмоциям здесь не место. Ты так жить не сможешь - пропадешь.
- Не пропала пока, и дальше не пропаду, – вот тебе и близость, которой не было и быть не может.
Простились мы скомкано. Домой я уехала сама. И всю дорогу думала, что страшнее: пережить множество неприятных событий, натворить кучу ошибок и при этом чувствовать и переживать? Или идти по ровной дороге, не оборачиваться на зовущих, не испытывать эмоций? Если ты не умеешь чувствовать боль, разве ты способен любить?
Все серии можно прочитать ЗДЕСЬ.