AD
Входная дверь распахивается, и на нас смотрят двое. Один — крепкий, накачанный человек в спортивном костюме, он босс. Второй — небольшой внимательный пес. «Это Зидан, — представляет того хозяин, один из самых успешных московских рестораторов Кирилл Гусев. — Джек-рассел-терьер, единственная порода собак, которая умеет улыбаться». Улыбается сам — широкой белозубой улыбкой — и приглашает внутрь.
Впереди лестницы, ведущие вверх и вниз, налево большая прихожая переходит в озаренную светом гостиную, а посередине — вход на кухню со столовой, которые тоже пронизаны дневным солнцем. На кухне бросаются в глаза массивные банки со спортивным питанием. «А где же тренажерный зал?» — спрашиваю я. «Его нет», — отвечает хозяин. Зато есть кабинет внизу, второй этаж с тремя спальнями, терраса на крыше — и еще одна терраса в саду: так называют отдельный домик, который видно из гостиной.
Кирилл живет в этом доме уже тринадцать лет, но раньше не слишком его любил: «Так случилось, что дом мне купили и без меня отремонтировали, я в его создании не участвовал. И поэтому через десять лет его сломал и построил заново. Полностью». Каким же он был, прежний дом? «Уже нет смысла говорить». А каким должен был стать новый? «Светлым, уютным и функциональным, таким, в котором можно было бы жить долго и он бы не надоедал».
И еще от дома нужны были итальянские эмоции: Италия — любимая страна Кирилла, где он, бывало, жил по три месяца в году. Из окон виден простой подмосковный лес и двор с березами, елками и соснами, но окна эти по - южному огромные — от пола до потолка. Они опоясывают весь дом, и каждое одновременно является дверью: из любой комнаты на первом этаже можно выйти на улицу. Полы сделаны из травертина, который специально привезли из Италии: «Мой любимый камень — фактурный, позитивный».
AD
AD
На потолках нарядные росписи, светлые стены, как и потолок, раскрашены вручную так, что выглядят состарившимися: «Чтобы казалось, будто в доме жили как минимум лет сто». Мебель в доме преимущественно итальянская — и старинная: шкафы, люстры, стулья, зеркала, письменный стол в кабинете. «Мне помогла Александра Вертинская, — рассказывает Кирилл. — У нее дом в Тоскане, где она проводит много времени. И когда Саша, как декоратор, помогала мне делать несколько итальянских проектов, она накупила для меня разных старинных вещей в тосканских антикварных магазинах. Во-первых, мне было понятно, что именно я хочу видеть в своем доме, во-вторых, она знала, где это купить. И по моей просьбе купила, потому что я по магазинам не хожу. Единственный мой опыт, когда я сам покупал мебель за границей, случился на Бали, где я искал интерьер для паназиатского ресторана Nabi. Убил две недели жизни и получил моральную травму. Потому что торговаться из-за двух долларов в течение трех часов — абсолютно не моя история. А там иначе процесс продажи не представляют».
Новый дом был построен в рекордные сроки. Гусев дал архитекторам техническое задание, те нарисовали поэтажный план, а он за неделю его переделал: «Изменил расположение комнат, убрал то, что мне не было нужно. Они хотели, например, устроить отдельный домашний кинотеатр, а наверху — зимний сад, но я решил, что будет просто 90-метровый балкон. Я уехал, старое здание сломали, и ровно через год я въехал снова. Никто не верил, что у меня так быстро получится».
Кирилл предлагает нам чай и кофе, и пока он готовит то и другое, я замечаю на столике в гостиной книгу Mediterranean Home Plans. Она испещрена разноцветными закладками, на которых карандашом написано то, на что нужно обратить внимание: «Занавески», «Люстра», «Декор». Открываю соответствующие страницы — и действительно вижу похожие на здешние шторы, светильники, декораторские идеи. Но сходство при этом отдаленное — отнюдь не слепое копирование различных образцов и соединение их в одном интерьере. Человеку, чья рука писала карандашом эти пометки, было важно передать атмосферу просторного, наполненного солнцем, дружелюбного средиземноморского дома. И он брал свое там, где видел свое, потому что точно знал, чего хотел.
Гусеву не привыкать к переделкам. Он построил заново не только свой дом — точно так же он поступал со своими заведениями: «Да, бывает, что я переделываю ресторан, еще его не открыв, потому что мне не нравится финальная стадия. А несколько раз я целиком менял работающее место, когда оно морально устаревало и надо было менять концепцию». Это можно назвать перфекционизмом — но не в педантском смысле слова. Некоторые рестораторы-перфекционисты следят за тем, чтобы столовые приборы лежали на строго определенном расстоянии от тарелки. Гусев же на такие мелочи не обращает внимания — как и на другое, что на первый взгляд кажется значимым. «Какой пол в вашем любимом ресторане?» — спрашивает он. Я надолго задумываюсь — и честно отвечаю, что не помню. «Вот и всё», — говорит Кирилл с торжествующим выражением лица. Но тут же признается, что тоже не сразу понял, что пол в ресторане далеко не самое главное. Его перфекционизм — это стремление к постоянному развитию: неважно, что было в прошлом, важно то, что здесь и сейчас. И, конечно, будущее…