AD
Оксана Фандера
Оксана Фандера умеет создавать красоту из всего, что ее окружает. Даже стихи в ее исполнении звучат совершенно по-особенному: изысканно, утонченно и оригинально. Актриса уже не первый раз записывает поэтические видео, и в этот раз она обратилась к поэзии Дмитрия Воденникова. Поклонники поэта прекрасно знают это произведение, которое смело можно назвать программным.
Мини-фильм вызвал множество отзывов поклонников, которые восхищались и тем, как точно Оксана нашла интонацию, и тем, что любит действительно хорошие стихи, и тем, как она хорошо выглядит. Осенью актрисе исполнилось 52 года, но он по-прежнему остается одной из самых стильных и сексапильных актрис нашего кино.
Мини-фильм вызвал множество отзывов поклонников, которые восхищались и тем, как точно Оксана нашла интонацию, и тем, что любит действительно хорошие стихи, и тем, как она хорошо выглядит. Осенью актрисе исполнилось 52 года, но он по-прежнему остается одной из самых стильных и сексапильных актрис нашего кино.
Восторженные слова написал Оксане и ее сын Иван Янковский: «Ма, какая же ты прекрасноталантливонежная❤️❤️❤️❤️ обожаю и горжусь». Кстати, в прокате сейчас идет фильм «Союз спасения», где Иван сыграл одну из главных ролей — подпоручика Михаила Бестужева-Рюмина. Оксана очень гордится успехами детей и время от времени публикует совместные фото с семьей, которые поклонники всегда рады видеть. А сейчас посмотрите и послушайте настоящую поэзию.
* * *
.................................
...........................
.............................................
.......................................
..........................................
Так дымно здесь
и свет невыносимый,
что даже рук своих не различить —
кто хочет жить так, чтобы быть любимым?
Я — жить хочу, так чтобы быть любимым!
Ну так как ты — вообще не стоит — жить.
А я вот все живу — как будто там внутри
не этот — как его — не будущий Альцгеймер,
не этой смерти пухнущий комочек,
не костный мозг
и не подкожный жир,
а так как будто там какой–то жар цветочный,
цветочный жар, подтаявший пломбир,
а так, как будто там какой–то ад пчелиный,
который не залить, не зализать...
Алё, кто хочет знать, как жить, чтоб быть любимым?
Ну чё молчим? Никто не хочет знать?
Вот так и мне не то чтоб неприятно,
что лично я так долго шёл на свет,
на этот свет и звук невероятный,
к чему–то там, чего на свете нет,
вот так и мне не то чтобы противно,
что тот, любой другой, кто вслед за мною шёл,
на этот звук, на этот блеск пчелиный,
на этот отсвет — все ж таки дошёл,
а то, что мне — и по какому праву —
так по хозяйски здесь привыкшему стоять,
впервые кажется, что так стоять не надо.
Вы понимаете, что я хочу сказать?
Огромный куст, сверкающий репейник,
который даже в джинсы не зашить —
последний хруст, спадающий ошейник —
что там еще, с чем это все сравнить?
Так пусть — гудящий шар до полного распада,
в который раз качнется на краю...
Кто здесь сказал, что здесь стоять не надо?
я — здесь сказал, что здесь стоять не надо?
ну да сказал — а все еще стою.
Так жить, чтоб быть
ненужным и свободным,
ничейным, лишним, рыхлым, как земля —
а кто так сможет жить?
Да кто угодно,
и как угодно — но не я, не я.
.................................
...........................
.............................................
.......................................
..........................................
Так дымно здесь
и свет невыносимый,
что даже рук своих не различить —
кто хочет жить так, чтобы быть любимым?
Я — жить хочу, так чтобы быть любимым!
Ну так как ты — вообще не стоит — жить.
А я вот все живу — как будто там внутри
не этот — как его — не будущий Альцгеймер,
не этой смерти пухнущий комочек,
не костный мозг
и не подкожный жир,
а так как будто там какой–то жар цветочный,
цветочный жар, подтаявший пломбир,
а так, как будто там какой–то ад пчелиный,
который не залить, не зализать...
Алё, кто хочет знать, как жить, чтоб быть любимым?
Ну чё молчим? Никто не хочет знать?
Вот так и мне не то чтоб неприятно,
что лично я так долго шёл на свет,
на этот свет и звук невероятный,
к чему–то там, чего на свете нет,
вот так и мне не то чтобы противно,
что тот, любой другой, кто вслед за мною шёл,
на этот звук, на этот блеск пчелиный,
на этот отсвет — все ж таки дошёл,
а то, что мне — и по какому праву —
так по хозяйски здесь привыкшему стоять,
впервые кажется, что так стоять не надо.
Вы понимаете, что я хочу сказать?
Огромный куст, сверкающий репейник,
который даже в джинсы не зашить —
последний хруст, спадающий ошейник —
что там еще, с чем это все сравнить?
Так пусть — гудящий шар до полного распада,
в который раз качнется на краю...
Кто здесь сказал, что здесь стоять не надо?
я — здесь сказал, что здесь стоять не надо?
ну да сказал — а все еще стою.
Так жить, чтоб быть
ненужным и свободным,
ничейным, лишним, рыхлым, как земля —
а кто так сможет жить?
Да кто угодно,
и как угодно — но не я, не я.