♀Сумерки Ѽ Сага-258

Глава 18 ч. 2 окончание

На следующее утро Анна опять проснулась позже обычного. Сладко зевнула, с удовольствием понежилась, глядя на высокий полог, предвкушая, как она сейчас поспит еще немного. И завтра она будет спать долго. И послезавтра. Этого должно хватить. А потом она снова вернется к ранним подъемам, но уже будет знать, что всегда сможет позволить себе выспаться - когда пожелает. Анна радостно вздохнула, закрыла глаза...
Стук в дверь.
- Кто там?
- Мадам, прошу прощения за беспокойство, но тут такое дело...
Горничная. Черт бы ее побрал.
- Кто-то умер?
- Нет, мадам. Но, понимаете...
- Тогда оставь меня в покое. Я сплю.
- Мадам...
- Я сказала - убирайся. И не смей тревожить меня еще по крайней мере полчаса.
- Слушаюсь, мадам.
Анна снова погрузилась в сладкий утренний сон.

Стук в дверь.
- Да кто там еще? - сонно пробормотала Анна.
- Мадам, простите, что разбудила вас...
- Я же ясно сказала - я сплю! И велела не беспокоить меня в течение получаса...
- Прошел почти час, мадам...
- Значит, еще полчаса.
- Мадам, это на самом деле важно...
- Все, ступай. Не желаю тебя слышать. Разбудишь, если начнется война. Хотя нет, и тогда не буди...
Анна закрыла глаза, плотнее закуталась в пышное одеяло, повернулась на бок. На другой. Бесполезно - сон уже ушел. Бормоча под нос ругательства, откинула одеяло, спустила ноги на пол. Протянула руку к стулу, где висело снятое вчера платье... должно было висеть. Стул был пуст. Хмыкнула - должно быть, горничная забрала в стирку. Позевывая, прошла к гардеробу, распахнула дверцы и... проснулась окончательно.
Платья исчезли.
Точнее, кое-какие из них остались - те, что она не надевала уже несколько месяцев - светлые, яркие, нарядные. Они давно были задвинуты в угол. А те, к которым Анна привыкла, строгие и сдержанные, пропали без следа. Ни одного темного пятна во всем распахнутом деревянном нутре. Девушка недоуменно поморгала, потерла глаза. Ей кажется? Или она еще спит? Захлопнула дверцы. Постояла, ожидая неизвестно чего. Осторожно раскрыла - нет, платья не появились. Горничная переусердствовала?
Анна выскочила в коридор и чуть не сшибла с ног девушку, взволнованно выхаживающую перед ее дверью. Та кинулась к ней:
- Мадам!
- Где мои платья?
- Мадам, я потому и пыталась разбудить вас...
- Ты отдала их в стирку?
- Нет. Ох, там такое творится... Мы ничего не могли поделать...
- Говори.
- Лучше бы вам самой посмотреть... если еще не поздно.

Анна, скривившись, оглядела содержимое шкафа. Выдернула самое скромное платье - спокойное, нежного жемчужно-серого цвета. Быстро оделась - горничная торопливо застегивала на спине мелкие пуговки. Наспех заколола волосы, и выбежала за дверь. Горничная понеслась следом, держа в руках меховую накидку:
- Наденьте, прошу вас, на улице холодно!

Во дворе полыхал огромный костер. Поодаль собралась толпа слуг, тихонько переговаривались. Увидели Анну - и замолчали, выжидающе глядя на нее. Оливия, кутаясь в теплый плащ, с неодобрительным выражением смотрела в огонь. Анна кинулась к ней:
- Оливия, что происходит?
Та с тяжким вздохом кивнула ей за спину. Анна обернулась. Порыв ветра отнес дым в сторону и показался Томас. Без камзола, в трепещущей на ветру светлой рубашке, с нерастаявшим снегом в бронзовых волосах, он отчего-то выглядел очень довольным. Лицо и рукава перепачканы сажей, в руке - шпага. Радостно шагнул ей навстречу:
- Анна! Доброе утро, племянница!
- Томас. Ну конечно, без тебя здесь не обошлось! Это черт знает что такое, а не утро. Что ты творишь?
Томас оскалился во весь рот:
- Я творю безумства, беззакония и произвол! И это очень весело.
- Я тебя не понимаю. Зачем ты устроил пожар с утра пораньше? И ты случайно не знаешь, где мои...
Ее взгляд упал на огонь. Анна задохнулась от негодования, увидев догорающие пуговицы, ленточки тесьмы, рукав с манжетой... Несомненно то, что корчилось сейчас в пожирающем пламени, было остатками - останками - ее пропавших платьев. Она только сглотнула, не в силах выдавить ни слова, растерянно моргая на эту дикую картину. Томас издал победный вопль,и Анна наконец пришла в себя. И завопила еще громче:
- Томас!!! Что, черт побери, ты наделал! Ты сошел с ума! Это неслыханно! Кто тебе позволил?!.
Оливия хмыкнула:
- Я вас предупреждала, Томас.
Анна гневно обернулась к ней:
- А ты? Почему ты ему не помешала? Что ты за подруга после такого?
Та возразила с обидой:
- Я пыталась убедить Томаса не делать этого. Он меня не слушал. А когда я стеной встала в дверях и сказала, что никуда его не пущу, он подозрительно быстро согласился обсудить ситуацию.
- Ну и?
- Ты знаешь, что он сделал дальше?
- Нет, но подозреваю, что ничего хорошего.
- Он взял меня под локоток, отвел в твой кабинет и...
- И вы поговорили?
- Нет. Он самым гнусным образом втолкнул меня в комнату, запер дверь снаружи и убежал! Запер! Меня!!
Томас слушал их с интересом, очень довольный собой.
- Как ты выбралась?
- Неважно. Но это было очень унизительно. Никогда никому не расскажу. Даже тебе.
- Томас, неужели никто не попытался тебя остановить?!
Мужчина ухмыльнулся и выразительно помахал шпагой.
- Боже, Томас! Это переходит всякие границы!!
- Да, Анна, да! Присоединяйся! Давай переходить границы вместе! Оливия, вы тоже приглашены.
- Я так зла на него, Анна, что сказала, что и пальцем не пошевельну в его защиту. И с удовольствием понаблюдаю, как ты разорвешь его в мелкие лоскутки. И спалишь в костре вместе с платьями.
- Спасибо за подсказку. Я немного растерялась и подзабыла, что нужно делать. Томас, прежде чем я придушу тебя, объясни - для чего ты это сделал? Чем тебе помешали мои несчастные платья? Ответь правдиво, и может быть, я немножко сжалюсь над тобой.
- Анна, тогда ты ответь сначала - зачем тебе все эти вороньи наряды? Тебе, цветущей молодой женщине?
- Я... я не могу носить другие платья. У меня связаны с ними плохие воспоминания.
- Откуда у тебя эти старушечьи тряпки?
- Это траурные. Я носила их целый год после смерти Питера.
- Неужели воспоминания об этом годе для тебя приятнее тех, других?
Анна прошептала:
- Томас, ты жесток. Ты сейчас делаешь мне больно.
- Послушай. - Томас швырнул шпагу Оливии, нежно взял Анну за руки и внимательно посмотрел в глаза. - Иногда нужно сделать немного больно, чтобы вылечить болезнь. Чтобы раны зажили. Поверь мне. Пожалуйста.
Неожиданно перехватил ее ладонь покрепче и повел вокруг себя, словно в танце - накидка свалилась с ее плеч на снег. Воскликнул, радостно улыбаясь:
- Анна, посмотри, как ты прекрасна в этом жемчужном цвете! Какая нежная у тебя кожа, какие сияющие глаза! Ты просто красавица!
Анна вспыхнула:
- Прекрати смущать меня! Немедленно! Я не могу позволить себе так выглядеть при... - покосилась на толпу слуг. Те смотрели на них, открыв рты. Анна вырвала руки, ткнула пальцем ему в лицо:
- Ты сумасшедший!
- Да, да, да! - Он неожиданно подхватил ее за бока и закружил в воздухе. Анна несолидно взвизгнула и рассмеялась. Томас присоединился к смеху. Задыхаясь, опустил ее на землю и сказал:
- Анна, скажи, тебе на самом деле приятнее носить траур, чем эту красоту? - с удовольствием поправил кремовое кружево манжеты. - Ответь честно!
Анна ошарашенно взглянула в смеющееся чумазое лицо. Задумалась.
- Да. Нет. Пожалуй.... пожалуй, нет. Это действительно хорошее платье. И оно идет мне. Шло...
- Спасибо за признание. Тогда сделай еще один шаг. Переступи через себя. Распрощайся с мрачным прошлым. Сделай усилие, попытайся сотворить новые воспоминания. Живи, Анна, живи! Дыши полной грудью! И начни с малого...
- Что ты имеешь в виду? Я плохо тебя понимаю.
Томас отошел на пару шагов, наклонился и подобрал с земли черное платье. Последнее. Протянул ей, серьезно глядя в глаза.
- Держи. Ты знаешь, что нужно сделать.
- Ты хочешь... ты хочешь, чтобы я?..
- Да. Сама. Своими руками.
Анна, еле сдерживая слезы, мяла в руках плотную ткань. Провела пальцами по глухому воротнику, погладила пуговицы... Это было очень грустное платье. Она надевала его на похороны брата. Платье шили спешно, за два дня, и оттого оно скверно сидело на ней - не было времени на примерки. А потом... потом оно первым попалось под руку, когда они с Диггори вернулись от... Монро. Анна впервые с того времени произнесла это имя, пусть даже мысленно. Она очень боялась, что Томас будет говорить о нем, спрашивать... Боялась, что сорвется и завоет, завизжит дурным голосом... И была рада, что тот не поднимал эту тему. Монро... Она не носила те, другие платья, потому что не могла их видеть, не могла прикасаться к ним... Анна зажмурилась, позволяя запретным воспоминаниям затопить ее - как Монро снимал с нее эти платья, неторопливо, нежно, с поцелуями и ласками... И оборки и кружева словно хранили тепло его пальцев... Тряхнула головой, отгоняя горькие мысли.
- Анна? - Томас и Оливия ожидающе смотрели на нее. Томас носком сапога пнул в костер вылетевшую головешку.
- Ты... очень хочешь снова носить черное? По... себе?
- Нет. - Анна сама удивилась уверенности, прозвучавшей в ее голосе. Утерла глаза, решительно шагнула к огню и швырнула платье в догорающее пламя.
Томас снова радостно завопил, победно вскинув руки; Оливия только одобрительно хмыкнула. Анна рассмеялась и потянула мужчину за рукав.
- Хватит на сегодня зрелищ. Я начинаю мечтать хоть об одном спокойном дне под одной крышей с тобой, Томас. Но, похоже, мне это не грозит. Пойдем. Тебе нужно как следует умыться.
- Ты не хочешь посмотреть, как догорят остатки твоего вдовьего траура?
- Нет, не хочу. Идемте. Вы оба замерзли. Идемте в тепло. Но я все равно зла на тебя, Томас. Так и знай.

***
После завтрака Анна, все еще немного сердитая, но очень хорошенькая в своем платье, вошла в библиотеку.
- Томас, тебе пришло письмо.
- Благодарю, Анна.
- Оливия, и тебе тоже.
- Спасибо. Это не от Ники?
- Не знаю. Отправитель не указан. Вот, возьми.
Анна присела на краешек стула и принялась быстро перебирать бумаги. Не поворачивая головы, спросила:
- Томас, не уделишь мне пару часов? Мне необходима твоя помощь.
Тот молчал. Анна повторила:
- Томас?...
Оливия подняла глаза из-за толстой книги.
Томас неподвижно сидел в кресле, прикрыв лицо рукой. Другая рука безжизненно свесилась с подлокотника; на полу лежало распечатанное письмо. Анна выронила письма, подбежала к мужчине и осторожно потрясла его за плечо. Оливия с тревогой склонилась рядом.
- Томас, Томас, что с тобой? Тебе нехорошо?
Тот еле заметно качнул головой. Оливия присела перед креслом, подняла письмо. Бросила взгляд, нахмурилась. Показала Анне - та испуганно ахнула.

На плотном пожелтевшем листе четким косым почерком была начертана всего одна строка:
"Двадцать восьмое декабря, полночь. Готовься, Томас."