♀Сумерки Ѽ Сага-417♂

Глава 6 ч.1

Карету подбросило на ухабе. Ники проснулась от толчка и некоторое время бессмысленно смотрела в качающийся потолок, на мягкую обивку бордового цвета. Повернула голову - Свити, уютно прикорнувшая на ее плече, по-детски почмокала губами, вздохнула и продолжала спать. Ники бездумно посмотрела в окно, за которым проплывал все тот же унылый пейзаж, что и десять, двадцать, пятьдесят миль назад. Пыльная дорога, камни, поля, деревья с кое-где пожелтевшими листьями. Блеклое голубое небо, серенькие облака... Осень, осень стояла на пороге и стучалась в дверь. Все было уже не так, как летом - и дневной свет не такой яркий, и ночи холоднее, и крики птиц тоскливее... Что-то мешало устроиться поудобнее - какой-то твердый и острый предмет. Поерзав на мягком сиденье, девушка вытянула из-под себя маленькую сумочку - расшитый бисером мешочек на шнурке. Запустила в него пальцы и вынула крупную шершавую раковину. Беззвучно засмеялась, смежила веки и снова задремала, крепко сжимая ракушку в кулаке…

***
...Прошедшее лето было замечательным. Чудесным, немыслимым, волнующим... Ники стеснялась признаться самой себе, но это так и было - самым прекрасным летом в ее жизни. Дни летели один за другим, и каждый последующий был лучше предыдущего. Они отправились во Францию вчетвером - она, Свити и их любимые мужчины, Анри и Мишель. И все было настолько прекрасным, что порой казалось ненастоящим, удивительным сном, который может прерваться внезапно, в любой момент. Но просыпаться не хотелось...
Они пересекли Па-де-Кале и Ники, с тревогой ожидавшая приступов дурноты, в который раз с облегчением и радостью убедилась, что морская болезнь, похоже, больше ей не грозит. Дальнейший путь их лежал по суше и девушка уже предвкушала долгую поездку в Авиньон – несомненно, приятную и веселую.
Но ее озадачила неожиданная новость. На причале их ожидали две кареты, а не одна, как она рассчитывала. Подняв брови, она наблюдала, как Анри укладывает ее багаж в одну карету, а Мишель относит вещи Свити в другую. Недоуменно переглянувшись с подругой, она спросила:
- Анри, Мишель, а мы что - дальше поедем порознь?
Анри кивнул:
- Да, Ники. Здесь наши пути расходятся. Не переживай, это ненадолго.
- Но как... Постой, разве мы не едем к вам все вместе?
Ей ответил Мишель:
- Нет. Мы со Свити сначала поедем в Анжу. Я хочу показать ей Брезе. Ты ведь... не обидишься, правда, Ники?
Та растерянно покачала головой:
- Конечно, не обижусь.
- Помнишь, год назад ты сама постоянно говорила, как тебе жаль, что Свити не видит того, что видела ты.
- Да, да! Свити, я рада за тебя, разумеется. И даже немножко завидую - то, что ты увидишь Брезе в первый раз - это... просто потрясающе!
- Я тоже на это надеюсь, Ники.
- Только я думала, что теперь мы не будем расставаться.
- Я сама удивлена не меньше твоего.
- Мы не расстаемся надолго. Скоро мы снова встретимся. В Париже.
Анри с извиняющейся улыбкой добавил:
- Простите нас. Может быть, стоило сказать об этом раньше, но мы решили, что так будет лучше.
- Ну... все это очень неожиданно для меня, не скрою. Но почему? Разве нам плохо - всем вместе?
- Попробую объяснить. Мы с братом всегда поступали одинаково. Всегда были уверены, что желаем одного и того же. И что у нас все должно быть общим. Но кое-что, вернее, кое-кто… заставил нас изменить свои взгляды.
- Томас.
- Верно, Ники, Томас.
- Похоже, он вас крепко озадачил - тогда, зимой.
- Не скрою, это так. Согласись, к словам человека, стоящего перед лицом смерти, да еще такого, как Томас, невозможно не прислушаться... Он заставил нас задуматься и взглянуть на все… другими глазами.
- И вы решили…
- И мы решили, что нам не помешает провести какое-то время порознь. Раздельно друг от друга. Да и вам со Свити тоже.
Мишель подошел к Ники, обнял ее за талию и с усмешкой сказал брату:
- По правде говоря, я не считал, что у нас все должно быть общим. Я всегда утверждал, что мы с тобой разные, хоть и близнецы.
Девушка с упреком взглянула на него:
- Вы могли бы сказать нам заранее. А теперь… Я не знаю, что и думать. Я в растерянности.
- Что тут думать, Ники. Все будет так, как мы планировали.
- Что ж... Хорошо. Анри, а что будем делать мы?
- А у нас с тобой свои планы.
- Какие?
- Я мог бы сказать, что это секрет, но... Но на самом деле - ничего особенного. Мы просто будем вдвоем.
- Ну все же?
Анри вздохнул, наклонился к уху девушки и негромко произнес:
- Ники, есть еще кое-что...
- Не пугай меня!
- Тебе нечего бояться. Помнишь, прошлой осенью... Когда мы возвращались в Англию... Ты как-то обронила, что у нас с тобой нет прошлого.
Она смутилась и неловко кивнула.
- Не думала, что тебя это так заденет. Извини, не хотела тебя расстроить.
- Ну что ты. Я не расстроился. Я просто запомнил. И я тогда пообещал себе, что когда-нибудь это обязательно будет. Наше с тобой прошлое. Наши воспоминания. Только наши. Я хочу удивлять тебя, радовать и баловать. Хочу, чтобы у нас было что-то, о чем мы могли бы вспоминать, смеяться и ахать с восхищением - ты и я. Очень хочу.
- Ты... Прости мой вопрос, ты ведь не...
- Может, и ревную. Немного. Но... я просто желаю сделать чуточку больше. И собираюсь начать прямо сейчас.
Ники грустно покачала головой:
- Мне кажется... отчего-то мне кажется, что из этого не выйдет ничего хорошего. Что так мы будем отдаляться друг от друга. Почему мы обязательно должны расставаться? Зачем нам секреты? Нам ведь нечего скрывать и нечего стыдиться!
- Конечно, нечего. Просто доверься мне.

***
В Нормандии они распрощались. Свити с Мишелем направились на юг, в Анжу, а Ники и Анри уехали недалеко от Дюнкерка и, не доезжая до Кале, остановились в небольшой рыбацкой деревушке. Они провели неделю в небольшом прекрасно обустроенном доме на берегу моря. Сладко бездельничали – много ходили пешком, спали, ели, занимались любовью, разговаривали, смеялись и снова любили друг друга. Погода была довольно прохладной для этого времени года и самой подходящей для долгих неспешных прогулок. Порою Ники казалось, что она провела здесь целую жизнь – много, много лет. Вдвоем с этим мужчиной. Но ей не вовсе было скучно или грустно. Эти дни были наполнены множеством обыденных мелочей и незначительных событий, из которых, как правило, и складывается счастливая жизнь - нежность, разговоры обо всем на свете, забота и предупредительность, неторопливые чувственные ласки... Они настолько привыкли к этому, что уже понимали друг друга с полуслова. А порой и слов не было нужно – достаточно было взгляда, улыбки, прикосновения…
Им прислуживал худой молчаливый старик с густыми усами. Ники с трудом понимала его нормандскую речь – не французскую, не английскую... Он появлялся в домике по утрам, приносил воду и тяжелые корзины, в которых прятался пышный мягкий хлеб, пахучий сыр, свежее масло. Жарил для них рыбу и цыплят. Однажды Ники пожаловалась:
- Эта еда настолько вкусна и ее так много, что мне скоро придется заказывать новый гардероб. Я уже с трудом влезаю в свои платья.
Анри с готовностью предложил ей отправиться в Париж прямо сейчас. Девушка со смехом отказалась, заявив, что ей и здесь очень нравится. Но тот призадумался, а потом решительно объявил, что им в самом деле стоит сменить рацион. И он намерен хорошенько угостить ее кое-каким изысканным деликатесом. Ники подняла бровь:
- Мне все же стоит начать собирать вещи?
Анри усмехнулся:
- Нет, не нужно. Надень-ка шляпу и башмаки покрепче.
- Мы что, отправимся на край света? Пешком? Я согласна. С тобой - хоть в преисподнюю.
Мужчина рассмеялся:
- Пожалуй, туда нам еще рановато. Нет, мы отправимся гораздо ближе.
- Куда?
- К морю. Не против немного пройтись?
- Конечно, нет. Ты же знаешь – я люблю гулять.
- Хорошо. Значит, ты получишь двойное удовольствие.

Прихватив большую бутылку белого вина, Анри крепко запер дверь домика и повел Ники к морю.
- Анри, меня сейчас разорвет от любопытства. Куда мы направляемся?
- Потерпи немного. Скоро мы будем на месте.
Они спустились к морю и долго шагали по каменистому берегу. День был пасмурный, но теплый. Под ногами шуршала галька, легкий ветер доносил далекие крики чаек, соленый запах рыбы и водорослей. Наконец они вышли на отлогую каменистую отмель. Зеленоватые глыбы были темными от воды – море отступило во время отлива и солнце еще не успело высушить их. Ники шагала, осторожно выбирая дорогу, стараясь не оступиться и не замочить подол в лужицах, и не выпускала из ладони руки Анри. Пройдя с полмили, он остановился, огляделся и удовлетворенно кивнул.
- Мы пришли.
Оглядевшись, он выбрал камень поровнее, поставил на него бутылку с вином. Достал широкий рыбацкий нож и, опустившись на корточки, принялся ковырять камень. Ники с недоумением следила за его действиями, и только когда он, улыбаясь, протянул ей, как показалось, неровный обломок, она радостно ахнула:
- Устрицы!
Анри довольно кивнул:
- Устрицы. Сейчас лето и ты не купишь их ни на деревенском рыбном рынке, ни в дорогом ресторане…
- Разве мы не нарушаем королевский запрет на сбор устриц?
- Ну, совсем немножко. Самую малость. Думаю, наше с тобой небольшое удовольствие того стоит…
Это был замечательный день. Анри отковыривал устрицы от камней, с усилием раскрывал тугие створки лезвием ножа, отделяя нежную мякоть от раковины. Подносил к ее рту и Ники, придерживая пальцами его ладонь, торопливо и жадно глотала угощение. Устрицы были такими вкусными, такими свежими, что она ела, ела и никак не могла остановиться. Анри смеялся над ее ненасытностью, уговаривал не спешить и сам ел с аппетитом. Запивал вином прямо из бутылки, а потом протягивал бутылку девушке и снова улыбался, глядя, как она облизывает губы, довольно жмурится на солнце, осторожно вытирал платком пролившиеся ей на грудь капли.

Через час сытая и разомлевшая от вина Ники опустилась на большой высохший камень и бессильно откинулась на спину. Сняла шляпу, помахала на себя и прикрыла ею лицо.
- Я больше не могу. Не в силах проглотить ни одной штуки. Я объелась.
Мужчина усмехнулся:
- В самом деле, тебе хватит.
- Погоди, я немножко отдохну, соберусь с силами и снова примусь за дело.
- Не стоит есть так много сразу. У тебя живот заболит.
- Не заболит. И потом, когда еще выдастся такая возможность…
Мужчина не ответил. Сдвинув шляпу на один глаз, Ники наблюдала за тем, как он, держа устрицу в одной руке, ловко поддевает ножом створку, поворачивает лезвие и открывает раковину. Солнце, выглянувшее из-за облаков, ярко осветило его лицо – прищуренные синие глаза, свежий румянец, пробивающийся сквозь загар на щеках, розовый шрам над ухом – памятный подарок об их осенних приключениях… Анри поднес раковину ко рту и запрокинул голову. Внезапно эта картина – темное неприветливое море, покрытое облаками небо, мокрые камни и мужчина, стоящий перед ней – показалась Ники такой красивой, такой яркой и ненастоящей и в то же время притягательной и завораживающей, что сердце забилось часто-часто. Затаив дыхание, она наблюдала, как его губы осторожно, почти нежно касаются светлой мякоти устрицы, и это выглядело очень… чувственным и волнующим. Анри проглотил лакомый кусок и негромко застонал от удовольствия. Сделав глоток из бутылки, он обернулся к девушке и увидел, что та, не отрываясь, смотрит на него. Он с улыбкой спросил:
- Что? Почему ты так смотришь, Ники?
Она сглотнула:
- Я… Мне…
Он с беспокойством нахмурился:
- Тебе нехорошо? Я говорил, что тебе не стоит так жадничать…
Ники оперлась ладонями о шершавый прохладный камень, поднялась на ноги и шагнула к нему. Жарко прошептала:
- Нет, Нет! Мне хорошо. Мне очень хорошо!
Глядя на него потемневшими глазами, она взяла его лицо в ладони и притянула к себе. Поцелуй был неторопливым и долгим, и имел привкус вина, и моря, и соленого воздуха… Ники оторвалась от губ Анри и прерывисто выдохнула:
- Давай вернемся. Сейчас же.
Он счастливо улыбнулся и кивнул. Они зашагали было обратно к домику, но, спохватившись, набрали устриц с собой – сколько смогли унести. Анри торопливо отковыривал их от камней, а Ники собирала их, складывала в носовые платки и нетерпеливо подгоняла его. Туго завязав последний узелок, они подхватили свою аппетитную добычу и, держась за руки, заспешили домой.

Через пару дней, когда все было готово к их отъезду в Париж и Анри укладывал в карету последний сверток, Ники, одетая в дорогу, стояла на пороге домика и задумчиво вертела в руках шершавую раковину. Провела пальцем по неровному краю, покрытому белесым известковым налетом, легко вздохнула… Закончив с багажом, Анри отряхнул ладони и подошел к ней. Взглянул на раковину, хмыкнул и вопросительно поднял бровь. Ники смущенно произнесла:
- Знаешь, я… Наверное, я теперь никогда не смогу есть устрицы, чтобы не вспомнить эти дни.
Мужчина усмехнулся:
- Это хорошо или плохо?
- Это очень хорошо. Правда, мне придется научиться скрывать глупую счастливую улыбку…
- Не скрывай.
- Ты… ты был таким ненасытным.
- Ты была такой жадной…
- И это было так…
- Упоительно.
- Так вкусно…
- Безумно вкусно…
Они шептали эти слова в губы друг другу, не заметив, как начали целоваться прямо на пороге, забыв про вещи, про готовую к отъезду карету, про лошадей, с удивлением косящих на них глазами, и старика слугу, усмехающегося в густые усы. Ники с трудом оторвалась от Анри, поправила съехавшую на ухо шляпу и хрипло выдохнула:
- Поехали. Иначе я за себя не отвечаю и мы застрянем здесь еще на неделю.
- Едем.

***
Колеса загрохотали по камням. Карета немного качнулась назад, потом вперед, послышалось журчание воды. В приоткрытое окно пахнуло сыростью - похоже, они переехали мостик через реку или ручей. Не открывая глаз, Ники счастливо вздохнула и погладила раковину. Зевнула, деликатно прикрыв рот другой ладонью и ощутила нежное прикосновение гладкой шелковой перчатки к губам. И снова улыбнулась воспоминаниям - эти перчатки бледно-зеленого цвета, очень красивые и очень дорогие, она купила в Париже.

***
Веселый город Париж встретил их толчеей, громкими голосами горожан, затхлым запахом, доносившимся с Сены и одуряющей жарой. И когда Ники и Анри наконец добрались до дома на площади Дофина, который братья сняли для них четверых, девушка мечтала только об одном - как следует вымыться. Свити и Мишель приехали ненамного раньше своих друзей и при встрече девушки обнимались так самозабвенно, будто не виделись по меньшей мере год. А братья беззлобно посмеивались, утверждая, что недолгая разлука, судя по всему, только пошла им на пользу.
Ники и Свити сидели в ванне, до краев наполненной теплой водой, - такой большой, что спокойно смогли поместиться там вдвоем. Ники с удовольствием разглядывала раскрасневшееся лицо Свити. Та сияла, но выглядела немного непривычно - словно открыла для себя какую-то тайну и не собиралась никому ее выдавать. Когда Ники, намыливая губкой руку, начала расспрашивать подругу о подробностях их поездки в Анжу и отчего та выглядит так загадочно, девушка усмехнулась и просто ответила:
- Все было хорошо. Просто чудесно. Вот и все. Ты же сама была в Брезе и все видела своими глазами.
Ники с растерянной улыбкой уставилась на нее:
- Ты... не хочешь мне ничего рассказывать? Не хочешь больше делиться со мной всем?
Свити мягко погладила ее руку:
- Ну что ты. Я просто поняла, что нам действительно нужно иметь свои собственные - не общие - воспоминания и впечатления. Наши милые братья в который раз оказались правы. Но если ты хочешь, я, конечно, все тебе расскажу. А как вы провели время, чем занимались?
- Мы... - Ники на миг запнулась, опустила мочалку в воду и неуверенно продолжила: - У нас тоже все было хорошо. Мы жили в домике на берегу пролива. Гуляли, отдыхали. Собирали устрицы....
Внезапно она поняла, что и ей вовсе не хочется делиться с подругой всем, совершенно всем. И хочется сохранить в тайне воспоминания об остатке того дня и последующей ночи, которые они с Анри провели в постели после прогулки к устричной отмели. Это было... таким сокровенным, таким личным, что рассказывать об этом не хотелось никому. Даже Свити. Ники медленно кивнула и невесело спросила подругу:
- Свити, скажи... это ведь не значит, что мы отдаляемся друг от друга, правда?
Та с улыбкой покачала головой:
- Конечно, нет. Мы вовсе не отдаляемся. И мы не делим наше счастье - наоборот, мы его приумножаем! Не грусти, все будет хорошо, вот увидишь.
- А еще... я немного волновалась. Даже боялась.
- Чего, Ники?
- Что если мы расстанемся, даже ненадолго, обязательно произойдет что-то плохое. И я вздохнула с облегчением, только когда увидела вас здесь.
Свити засмеялась и брызнула на подругу водой:
- Ну теперь держись!
Ники завизжала и тоже не осталась в долгу. На крики в дверь комнаты осторожно заглянул Мишель. Заулыбался, оглядывая картину, представшую перед его глазами - на каменном полу лужи воды и клочья мыльной пены, огромная ванна. И над нею - две головы с волосами, подобранными высоко на затылке - русыми и белокурыми. Девушки обернули к мужчине смеющиеся мокрые лица, а Свити примерилась и швырнула в него губку - та, не долетев, шлепнулась на пол.
- Могу сразу ответить на твой вопрос - мы еще нескоро. И не вздумай нас торопить.
- Не спешите. Я только хотел сказать, что мы с Анри намерены как следует покутить. И приглашаем вас присоединиться. Когда вы будете готовы.

В этот вечер они устроили настоящий пир с парижскими деликатесами и превосходным шампанским. Ники пила его с удовольствием, бокал за бокалом, ощущая, как приятный хмель кружит голову. И лениво думала, что завтра, наверное, не сможет встать с постели. Но наутро она чувствовала себя на удивление бодрой и отдохнувшей. Как и на другой день, и на третий...
После завтрака вся компания отправлялась гулять по городу. Девушки ахали и удивлялись, рассматривая здания, соборы, прошлись по набережной Сены. Полюбовались на дворец Тюильри, обошли вокруг засаженной яркими цветами площади и прогулялись по бульвару с пышными вязами по обеим сторонам. Через несколько кварталов по одной из улиц они вышли к высокой мрачной крепости. Задрав голову, Ники разглядывала потемневшие камни, суровые узкие оконца и массивные полукруглые башни, увенчанные квадратными зубцами. У входов стояли вооруженные солдаты. Обернувшись к братьям, она с любопытством спросила:
- Что это за крепость?
И осеклась, увидев, как заледенели их взгляды, устремленные на башни. Свити негромко произнесла:
- Это Бастилия, Ники.
Она тронула Мишеля за руку:
- Давайте уйдем отсюда. Вижу, вам не по душе это место.
Ники не выдержала и шепотом спросила Анри:
- У вас что-то связано с этой тюрьмой? Почему вы так погрустнели?
Тот вздохнул и взял ее ладонь:
- Отец однажды провел там три месяца.
- Как он туда попал? Ой, прости, пожалуйста, я не должна спрашивать об этом.
- Да я и сам толком не знаю - родители никогда ничего не рассказывали нам о своих делах. Думаю, каждый, кто участвует в дворцовых интригах, рискует рано или поздно с этим столкнуться. Мы тогда были слишком юны и не совсем понимали, что происходит. Я впервые видел мать такой растерянной. Не знаю, как ей это удалось, только она вытащила отца на волю. Выглядел он... просто ужасно. После того, как она привезла его домой, привела в порядок, вымыла и накормила, она легла на кровать и пролежала так два дня – не двигаясь, ни с кем не разговаривая, не отвечая на вопросы...
Ники сочувственно покачала головой, прижав ладонь к губам. Свити и Мишель молча слушали этот невероятный рассказ. Анри продолжал, рассеянно глядя куда-то поверх их голов:
- Потом она вдруг разрыдалась так отчаянно, что мы все перепугались и не знали, что делать и как ее успокоить. Только отец остался невозмутимым - он выставил меня, Мишеля и Люка - тот как раз вернулся домой - за дверь и для нас осталось тайной, что же он ей говорил. Правда, Люк пытался подслушивать, но так ничего не смог разобрать.
- Наверное, они очень любят друг друга.
- Да, очень. Я... больше нигде не видел такой всепоглощающей и самоотверженной любви.
- А что было дальше?
- Через час дверь распахнулась и мать, держась за отцовскую руку, вышла из комнаты. Она вытерла слезы и улыбнулась нам как ни в чем не бывало. Это был единственный раз, когда мы видели, как она плачет. После этого родители отошли от дел - почти на год.
- Неужели после того, что случилось, они смогли вернуться к своим занятиям?
Мишель ухмыльнулся:
- А потом пришло известие, что Люк попал за решетку. В первый раз. Мать воздела руки к небу и воскликнула: "Пресвятая Дева Мария, за что мне такое наказание?!" Они с отцом быстро собрались в дорогу и перед отъездом невесело смеялись, что после Бастилии никакие другие преграды уже не страшны. Им волей-неволей пришлось поднять старые связи, а потом нужно было оказывать услугу за услугу... Сама понимаешь.
- Похоже, ваши родители - удивительные люди! Чем больше я слышу о них, тем больше восхищаюсь.
- Да, удивительные. И при этом очень опасные. Буду честен - для них нет ничего святого.
- Ничего?
- Ничего, кроме друг друга и нас с братьями - их семьи.
- На их месте я бы тоже берегла вас.
- Не дай Бог тебе, Ники, оказаться на их месте... Осторожно!
Анри еле успел оттащить Ники за талию в сторону, как мимо них пролетел грязно одетый оборванец с горящими глазами. Остановившись совсем рядом, он громко прокричал какую-то краткую гневную речь, поднял с земли камень и швырнул в сторону Бастилии. Плюнул вслед камню, погрозил кулаком и унесся дальше. За ним, яростно проталкиваясь через толпу, спешили два вооруженных гвардейца. Девушки, укрывшись за плечами братьев, смотрели на происходящее во все глаза. Свити с тревогой спросила:
- Что это было? Кто этот человек?
Мишель неопределенно пожал плечами и произнес:
- Сейчас много чего происходит... странного. Родители пишут, в стране назревают беспорядки. В Париже сейчас небезопасно. И вполне возможно, что даже королевская власть...
Анри дернул его за рукав и молча прижал палец к губам. Мимо них, бросив внимательный взгляд на братьев, медленно прошел невзрачно одетый мужчина. Ники поежилась и просительно протянула:
- Пожалуйста, давайте уйдем отсюда. Мне тоже здесь очень не нравится.

***
А затем они предались гораздо более приятному времяпровождению. Гуляя, они набрели на целый квартал, казалось, сплошь состоящий из модных лавок. Девушки устроили настоящую оргию покупок, они примеряли все подряд - шляпы, перчатки, шарфы и туфли. Мужчины, одуревая от густого запаха духов, пропитавшего воздух, через час не выдержали и жалобно взмолились:
- Ники, Свити, скажите, мы очень нужны вам здесь?
Свити, напялившая на голову дерзкую шляпку с пышными страусовыми перьями и держащая в руках три пары шелковых чулок, умильно улыбнулась им:
- А что такое? У вас внезапно образовались какие-то дела, в которых нам нет места?
Мишель с тоской оглядел убранство лавки - бесчисленные полки, на которых теснились шляпные коробки и мотки лент и кружев, на заваленный яркими тканями прилавок... Обвел все это богатство рукой и промямлил:
- Нет, но... Мне здесь нехорошо. В глазах рябит и голова кружится...
Молодой щеголевато одетый приказчик замер перед ним в угодливом поклоне:
- Мсье желает бокал воды? Велите принести вам кресло? Может быть, вина?
Анри с ужасом замахал руками:
- Нет, пожалуйста, не надо! - обернулся к девушкам и жалобно протянул: - Можно мы просто уйдем отсюда и подождем вас на улице?
Мишель быстро закивал и добавил:
- Только скажите, сколько это все может стоить, мы оставим деньги...
Анри, усмехаясь, поправил его:
- Вдвое больше денег, как я понимаю.
Свити прищурилась:
- С чего вдруг?
Братья недоуменно переглянулись:
- Что именно?
Ники вздохнула и сказала:
- Вы не обязаны платить за нас. Мы сами в состоянии купить то, что нам понравится.
Анри нахмурился:
- Ники, не спорь. Это ведь само собой разумеется, не так ли?
Свити отрезала:
- Не так ли. Мы не возьмем ваших денег.
Мишель изумленно поднял брови:
- Но почему? Почему я не могу заплатить за тебя, если мне так хочется?
Девушка шагнула к нему. Сняла шляпу, небрежно бросила ее на прилавок и произнесла, глядя мужчине прямо в лицо:
- Мишель, дорогой мой, кем ты меня считаешь?
Тот оглянулся на брата, словно ища поддержки. Но тот, похоже, и сам находился в растерянности. Неуверенно произнес:
- Ты... моя любимая женщина, верно?
Свити кивнула:
- Да, мой милый. Я твоя любовница. Но не содержанка! - голос ее зазвенел, голубые глаза потемнели от гнева. Ники усмехнулась и взглянула на Анри. Тот с силой потер ладонями коротко стриженую голову и признался несчастным голосом:
- Я ничего не понимаю. Но ведь вы... - и осекся.
Свити продолжала:
- Да, вы можете развлекать нас, возить по всей Европе, спаивать дорогим шампанским и делать приятные сюрпризы. Но, умоляю, не нужно платить за нас так откровенно!
Мишель тоже пожал плечами.
- Прости, я тоже не понимаю. Ты же принимаешь от меня подарки.
- Принимаю. С огромным удовольствием.
- Тогда какая разница?..
Ники, посмеиваясь, наблюдала за этой перепалкой. Свити устало вздохнула, закатила глаза и наставительно произнесла:
- Мишель, любимый мой, дорогой... В тот день, когда ты купишь мне - не подаришь, а купишь! - корсет или панталоны, клянусь, я отправлюсь в лавку и лично выберу тебе подштанники.
Тот с тревогой спросил:
- А чем это мне грозит?
Девушка сладко улыбнулась и пропела:
- Тем, что ты будешь обязан их носить. Я лично проверю, не поленюсь.
Мишель оглянулся на брата, но тот, похоже, уже понял, что Свити имела в виду и смеялся вместе с Ники. А Свити тем временем безжалостно продолжала:
-... Невзирая на их цвет, фасон и наличие кружев и оборок.
Мужчина с ужасом выставил ладони вперед:
- Не нужно. Я понял, я все понял!
Отсмеявшись, Анри произнес:
- Лучше не спорь, брат - сам видишь, чем это может обернуться.
Мишель нахмурился и осторожно сказал:
- Тогда еще вопрос, всего один. Свити, надеюсь, ты не обидишься...
- Что за вопрос?
- Скажи, почему тогда Ники может платить за тебя? У тебя же... мало своих денег.
Девушки с удивлением переглянулись. Ответила Ники:
- Хм… Я не задумывалась над этим. Так было всегда. Раньше семья Свити была намного состоятельней моей и ее родители платили за меня. Вы многого не знаете. К примеру, вам известно, что в детстве я прожила у них два года?
Братья растерянно молчали.
- Я всегда была спокойным и послушным ребенком. Никогда не доставляла дяде хлопот. А когда мне исполнилось тринадцать, в меня словно бес вселился. Мне до сих пор стыдно за свое поведение... Дядя не знал, что со мной делать. Он отличный юрист и чудесный, добрый человек, но совершенно не представлял, как управляться с несносным подростком женского полу. Он написал матери Свити - просил дружеского и материнского совета, ведь у нее целых три дочери. А та, вместо того, чтобы прислать вежливый ответ, приехала к нам сама. Она забрала меня к себе.
Свити шагнула ближе и усмехнулась:
- Первые две недели мы терпеть друг друга не могли. Ники задирала нос и щеголяла своими красивыми платьями и светлыми волосами.
Ники со смехом ответила:
- Свити невыносимо кичилась благородным происхождением и древностью рода.
- Я считала ее зазнайкой.
- Она казалась мне лицемерной.
- Она цедила слова сквозь зубы.
- Она смотрела на меня с презрением.
Мишель с любопытством спросил:
- И как же вы подружились?
Девушки расхохотались и обнялись:
- В конце концов наши отношения настолько накалились, что мы повздорили. Уж и не помню, из-за чего... Мы обе орали, как умалишенные.
- Да что там говорить - мы чуть не подрались.
- Ну, не скромничай - мы все-таки успели немножко потаскать друг дружку за волосы.
- Еще мы обзывались.
- Только поцарапаться не успели.
Мишель с изумлением смотрел на них во все глаза.
- Отличный способ подружиться.
- Да, брат, надо запомнить. Запиши, чтобы не забыть... А что было потом?
- Потом... потом пришла Джиневра, мама Свити. И наказала обеих как следует.
- Она что, высекла вас?
- Нет, как ты мог подумать! Ты же знаком с Джиневрой. Она растащила нас в стороны, за шиворот отвела в темную комнату и поставила в разные углы. И заперла снаружи. А я тогда ужасно боялась темноты. Мне было так страшно!
- А мне - скучно. И я отчего-то начала тебя подбадривать, чтобы ты не боялась.
- И мы понемногу разговорились.
- Когда наше наказание закончилось, мы вышли из комнаты уже подругами.
- А при чем тут... деньги?
Ники ласково взглянула на подругу:
- За все время, что я провела в семье Свити, ее родители не взяли с меня ни пенни. Джиневра отправляла назад все деньги, которые дядя посылал на мое содержание. И при этом я никогда не чувствовала себя ущемленной. У нас были одни и те же книжки и куклы. Если Свити вырастала на пару дюймов и приходило время шить новые платья и белье, то мерки снимали с нас обеих. У нас все было поровну. А потом... Разные были времена - и лучше, и хуже. И мы никогда не считали, кто за кого платит. Когда был мор и поместье Сомерсетов пришло в упадок, настал черед нам с дядей помогать им. Сейчас вся семья живет в нашем доме, и это меньшее, что мы можем для них сделать. Поэтому простите, но - у нас со Свити свои счеты.
Анри неопределенно хмыкнул и пробурчал:
- Но, Ники, согласись, такое положение дел... обидно для нас. Меня это задевает, не скрою.
Ники терпеливо произнесла:
- Господи Иисусе, как с вами тяжело... Хорошо. Подите на площадь и купите нам цветы - на углу я видела цветочниц. Уверяю, этого будет вполне достаточно. Надеюсь, и вы останетесь довольны.
Братья с облегчением вздохнули:
- Правда?
Свити согласно кивнула и добавила:
- Заодно наймите коляску или карету. Не знаю, как вы, а я порядком устала. И чувствую, что в ближайшее время устану еще больше. И потом, навряд ли мы сможем унести в руках все наши покупки. Все-все, идите. И не возвращайтесь раньше, чем через час.
Мишель и Анри обменялись непонятными взглядами и исчезли за дверью.

Через три часа девушки со шляпными картонками в руках, довольные и совершенно вымотанные, шагнули в предупредительно открытую приказчиком дверь. Выйдя на улицу, они замерли в изумлении. Свити замолчала на полуслове, Ники ахнула, а приказчик выронил тяжелые свертки прямо на мостовую и восхищенно выругался. Но тут же опомнился и затейливо извинился перед дамами.
Камни бульвара перед дверью лавки были усыпаны цветами - фиалками, розами, лилиями. Цветы образовывали живой пестрый ковер, который вел от двери к стоящей неподалеку открытой четырехместной коляске с парой серых лошадей. Коляска также была завалена цветами - только розами. Розы были повсюду - на сиденьях, на полу, на подножке... Вокруг собралась внушительная толпа - горожане обсуждали увиденное, громко высказывали предположения, по какому поводу мог бы случиться такой цветочный праздник. Важный в своей невозмутимости кучер поглядывал на зрителей свысока, на вопросы не отвечал и лишь лениво покрикивал на лошадей. У коляски, облокотившись на нее и не обращая ни малейшего внимания на зевак, стояли Мишель и Анри. Заметив девушек, они сдержанно улыбнулись и распахнули дверцу экипажа. Ники растерянно засмеялась и взглянула на подругу. А та, как ни в чем не бывало, только выше вздернула подбородок и неторопливо, королевской поступью зашагала вперед - прямо по цветам. Ники, помедлив мнгновение, последовала за подругой. Толпа, увидав тех, для кого был расстелен этот богатый ковер, радостно зашумела, позади раздался восхищенный свист. Стараясь не встречаться с направленными на них жадными любопытствующими взглядами, девушки приблизились к коляске, легко оперлись на протянутые ладони братьев и забрались внутрь. Анри и Мишель осторожно сдвинули розы с сидений, чтобы они могли расположиться поудобней.
Расправляя складки платья и устраивая в ногах свертки и шляпные коробки, девушки старались выглядеть невозмутимыми и спокойными. Свити не выдержала первой - она счастливо рассмеялась и обняла Мишеля за шею. Прошептала ему прямо в губы:
- Спасибо. Спасибо. Это был лучший букет в моей жизни.
Мишель смущенно произнес:
- Это меньшее, чего ты достойна, любовь моя. И прости за... все это. - указал на толпу, жадно глазевшую им вслед. - Мы ничего не могли поделать и прогнать их. - он неловко пожал плечами, словно извиняясь. - Это Париж...
Он надолго задумался, обвел взглядом всех троих и негромко произнес:
- Знаете, что? Поехали домой.
Анри согласно кивнул, обернулся к извозчику и крикнул:
- Поворачивай назад! Едем на площадь Дофина.
Мишель ухмыльнулся.
- Нет, я не это имел в виду.
Сжал руку Свити и уверенно повторил:
- Поехали д о м о й .