Умертвители всего живого

Послеобеденное воскресенье – это когда мне противопоказано выходить в город. Для меня в воскресенье с двух до пяти надо вводить комендантский час. Так будет лучше для всех. Я ненавижу эти ранние сумерки уикенда и могу сделать что-то публично мерзкое, если окажусь на улице в указанное время. Потому что в данный период город во власти тухлоидов.

Тухлоиды угнетают дух свободного полета. В этом грязном деле они работают парами; вне пары тухлоид нестабилен в принципе: он либо обратно становится нормальным человеком, либо вообще куда-то исчезает. В тандемной же формации тухлоиды являются разрушительным оружием. Они источают ядовитые энергетические волны, губительные для свободных душ.

В пятницу вечером их мало. Мало их и в субботу, особенно ночью. Они отсиживаются по своим тухлым норам, ревностно следя друг за другом и задернув занавески на окне в свободный мир, который с полным правом празднует конец рабочей недели. Самец тухлоида таскает из кухни всякие вкусняшки самке тухлоида, завернувшейся в плед у телевизора. Но пульт ему все равно не дадут. Это в пятницу, часов в десять вечера. А субботними вечерами пара тухлоидов иногда ходит в гости к другой паре тухлоидов. Самки тухлоидов клокочут взаимной ненавистью и завистью, но такие встречи все равно полезны, так как способствуют обмену тухлоидными технологиями: вы завели кофеварку – и нам надо, вы взяли кредит – и нам бы не мешало, вы женились – и мы тоже подумываем, правда, котик? Пары тухлоидов не могут без массовок с себе подобными, в противном случае внутри пары начинается крамола, диссидентство и странные сны, в которых они ходят друг без друга на дискотеки.

Как божий день ясно, что тухлоидные сходки отторгают свободных. Один раз я был приглашен знакомой четой на какие-то семейные посиделки. Тухлоидов набралось аж четыре пары. Но с первых же минут меня возненавидели самцы тухлоидов: слишком уж явно облизывались подвыпившие самки на меня, пахнущего свежими ветрами. Потом резко возненавидели и они – когда я, подвыпив, стал рассказывать самцам истории, стандартно происходящие со мной по ночам с пятницы на субботу и с субботы на воскресенье. Парни забыли свои обиды и стали чаще вытаскивать меня на балкон покурить. Они ели ушами каждое мое слово. Их охватило беспокойство, их глаза подернуло болью и тоской, как у жирных домашних гусей, которые и летать-то не умеют, когда в высоте над ними проносит стаю их диких собратьев и до загаженных вольеров доносится с небес свободная песнь. По окончании вечера пары тухлоидов наперебой умоляли меня не пропадать, приходить еще, затем закрыли дверь и больше никогда не повторяли своей ошибки. Кто знает: может в ту ночь не одна мужская подушка была мокра после встречи со мной? Также никто не может гарантировать сухости и женских… подушек.

И вот когда весь свободный мир – похмельный, но счастливый – отлеживается после двухдневного героического карнавала, наступает их время. Тухлоиды выныривают из своих отстойников и чувствуют себя хозяевами, нагло шатаясь по городу за ручки. Я не могу видеть эти рожи. Они все будто участвуют в фотосессии для рекламы банковских продуктов: ипотек, кредитов, пенсионных вкладов под привлекательный процент. (Знаете, там любят таргетные образы, все эти супружеские хлебальники, радостно перекошенные от новости, что теперь не нужно залога). Пары тухлоидов на улицах города прямо-таки соревнуются, какая из них состряпает самые убедительные таблища в конкурсе «Торжество мещанства и ничтожного вошканья». Они слюняво льнут друг к другу на тротуарах, пытаясь обняться, хоть им и мешают бумажные пакеты с только что купленным барахлом. Трогательно вытянув губки, тухлоиды кормят друг друга с ложечки на верандах городских кофеен, вытирают друг друга салфеточками, если капнуло мимо, не замечая, что никакой салфеткой тут уже не ототрешь ил, в котором они вымазались, ползая брюхом по мелководьям жизни. Во второй половине воскресенья они везде: в кинотеатрах на фильмах с хэппи-эндом, в церквях со свечками, у стоек супермаркетов, старательно заполняя форму на возврат товара – треснула одна планка в сторублевых жалюзи.

Образованию тухлоидной пары в большинстве случаев способствует женская воля. Каждая девушка запрограммирована на отлов жертвы, чтобы запустить в себе и ней процесс ржавения и чтобы обоюдная корка ржавчины как можно крепче спаяла две чахнущие жизни, столь чистые и сверкающие еще недавно. Ржавеют и атрофируются даже органы обоняния. Через полгода тухлоидная пара уже спокойно чпокается по утрам, едва продрав глаза, целуясь закисшими ртами и не ощущая мерзости ситуации, а потом они встают, на всю квартиру включают Майкла Болтона «When a man loves a woman» и думают, что Вселенная на их стороне. Одомашненные гуси ходят под себя – что с них взять.

Послеобеденное воскресение – это шабаш темных тухлоидных сил. Для меня, как и всего прогрессивного человечества, это грустное время. Грядущий понедельник тут ни при чем.