Хармс
Никак не могу сообразить, в чем соль. Некоторые стихи на первый взгляд - бред бредом. Но не хочется объявлять бредом все, чего я не понимаю, хочется понять. Филологи, не сочтите за труд - растолкуйте, пожалуйста!
Вот, например:
Летят по небу шарики,
летят они, летят,
летят по небу шарики,
блестят и шелестят.
Летят по небу шарики,
а люди машут им,
летят по небу шарики,
а люди машут им.
Летят по небу шарики,
а люди машут шапками,
летят по небу шарики,
а люди машут палками,
летят по небу шарики,
а люди машут булками,
летят по небу шарики,
а люди машут кошками,
летят по небу шарики,
а люди машут стульями,
летят по небу шарики,
а люди машут лампами,
летят по небу шарики,
а люди все стоят,
летят по небу шарики,
блестят и шелестят.
А люди тоже шелестят
Дааа,феерично! Действительно, в чём худ. ценность подобного произведения?
Хармс в начале своего творческого пути был близок к так называемому "Ордену заумников", члены которого пытались создать особый, новый язык современной литературы. А потом он примкнул к обЭриутам, которые считали себя авангардистами, и занимались экспериментами с рифмой и стилем. Хармс и его сомысленники считаются предтечей абсурдизма и сюреализма в литературе.
Время такое было. В простоте никто не писал, каждый жонглировал формой и стилем.
+1 и в этом Хармс пожалуй лучший) у меня лично его некоторые стихи и проза вызывают, как бы это назвать.. приятное недоумение)) в отличие от других представителей абсурдизма. где читать невозможно, думаешь "во бред". Может потому что в детстве обожала его детские стишки - они ритмичны, с повторами - то ,что надо
В сумке всегда бумажная книга лежит - Хармс) если электронку забыла - его читаю
Да, это точно - у него очень приятный, запоминающийся ритм, который легко ложится на музыку, например.
С формой экспериментировали все, например Пастернак ранний:
В трюмо испаряется чашка какао,
Качается тюль, и - прямой
Дорожкою в сад, в бурелом и хаос
К качелям бежит трюмо.
Там сосны враскачку воздух саднят
Смолой; там по маете
Очки по траве растерял палисадник,
Там книгу читает Тень.
И к заднему плану, во мрак, за калитку
В степь, в запах сонных лекарств
Струится дорожкой, в сучках и в улитках
Мерцающий жаркий кварц.
Огромный сад тормошится в зале
В трюмо - и не бьет стекла!
Казалось бы, всё коллодий залил,
С комода до шума в стволах.
Зеркальная всё б, казалось, нахлынь
Непотным льдом облила,
Чтоб сук не горчил и сирень не пахла,-
Гипноза залить не могла.
Несметный мир семенит в месмеризме,
И только ветру связать,
Что ломится в жизнь и ломается в призме,
И радо играть в слезах.
Души не взорвать, как селитрой залежь,
Не вырыть, как заступом клад.
Огромный сад тормошится в зале
В трюмо - и не бьет стекла.
И вот, в гипнотической этой отчизне
Ничем мне очей не задуть.
Так после дождя проползают слизни
Глазами статуй в саду.
Шуршит вода по ушам, и, чирикнув,
На цыпочках скачет чиж.
Ты можешь им выпачкать губы черникой,
Их шалостью не опоишь.
Огромный сад тормошится в зале,
Подносит к трюмо кулак,
Бежит на качели, ловит, салит,
Трясет - и не бьет стекла!
Ничего общего с Пастернаком, которого знает большинство - не имеет.
Или тот же Хлебников, "председатель Земного шара", известный реформатор русского поэтического языка, известный "будетлянин":
Там, где жили свиристели,
Где качались тихо ели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
Где шумели тихо ели,
Где поюны крик пропели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
В беспорядке диком теней,
Где, как морок старых дней,
Закружились, зазвенели
Стая легких времирей.
Стая легких времирей!
Ты поюнна и вабна,
Душу ты пьянишь, как струны,
В сердце входишь, как волна!
Ну же, звонкие поюны,
Славу легких времирей!
А его "Кузнечик":
Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
«Пинь, пинь, пинь!» — тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво!
О, озари!