Стихотворение о ВОВ для ребенка 10 лет
Помогите, пожалуйста, выбрать стихотворение о Великой отечественной войне для мальчика 10 лет (5 класс). Сын участвует в конкурсе чтецов, где основное требование - произведение должно соответствовать возрасту.
Заранее спасибо все ответившим. :-)
Вот эти. например:http://militera.lib.ru/poetry/russian/okudzhava/01.html
http://www.poetry.kostyor.ru/tvardovsky/?http://www.pesenki.ru/authors/visockii-vladimir/on-ne-vernulsa-iz-boa-lyrics.shtmln=17
http://www.a-z.ru/women_cd3/20/19/i81_1900.htm
По первой ссылке... прослезилась. (( Давно знаю это стихотворение и каждый раз плачу. Боюсь только, что по возрасту его на конкурсе забракуют. :-(
Вторую ссылку буду читать-изучать.
Спасибо Вам за помощь. :-)
Может что-нибудь из Высоцкого?
Я - "Як",
Истребитель,
Мотор мой звенит.
Небо - моя обитель.
Но тот, который во мне сидит,
Считает, что он - истребитель.
В прошлом бою мною "Юнкерс" сбит, -
Я сделал с ним, что хотел.
Но тот, который во мне сидит,
Изрядно мне надоел.
Я в прошлом бою навылет прошит,
Меня механник заштопал,
Но тот, который во мне сидит,
Опять заставляет: в штопор.
Из бомбардировщика бомба несет
Смерть аэродрому,
А кажется, стабилизатор поет:
"Ми-и-и-р вашему дому!"
Вот сзади заходит ко мне "Мессершмидт".
Уйду - я устал от ран.
Но тот, который во мне сидит,
Я вижу, решил на таран!
Что делает он, ведь сейчас будет взрыв!...
Но мне не гореть на песке, -
Запреты и скорости все перекрыв,
Я выхожу на пике.
Я - главный. А сзади, ну чтоб я сгорел!
Где же он, мой ведомый?!
Вот от задымился, кивнул и запел:
"Ми-и-и-р вашему дому!"
И тот, который в моем черепке,
Остался один - и влип.
Меня в заблуждениье он ввел и в пеке -
Прямо из мертвой петли.
Он рвет на себя - и нагрузки вдвойне.
Эх, тоже мне летчик - АС!..
Но снова приходится слушаться мне,
Но это в поседний раз.
Я больше не буду покорным, клянусь,
Уж лучше лежать в земле.
Ну что ж он, не слышит, как бесится пульс,
Бензин - моя кровь - на нуле.
Терпенью машины бывает предел,
И время его истекло.
Но тот, который во мне сидел,
Вдруг ткнулся лицом в стекло.
Убит он , я счастлив, лечу на легке,
Последние силы жгу.
Но что это?! я в глубоком пике -
И выйти никак не могу!
Досадно, что сам я немного успел,
Но пусть повезет другому.
Выходит, и я напоследок спел:
"Ми-и-и-р вашему дому!"
Или вот это:
"О моем старшине
Я помню райвоенкомат:
"В десант не годен - так-то, брат, -
Таким, как ты, - там невпротык..." И дальше - смех:
Мол, из тебя какой солдат?
Тебя - хоть сразу в медсанбат!..
А из меня - такой солдат, как изо всех.
А на войне как на войне,
А мне - и вовсе, мне - вдвойне, -
Присохла к телу гимнастерка на спине.
Я отставал, сбоил в строю, -
Но как-то раз в одном бою -
Не знаю чем - я приглянулся старшине.
...Шумит окопная братва:
"Студент, а сколько дважды два?
Эй, холостой, а правда - графом был Толстой?
А кто евонная жена?..."
Но тут встревал мой старшина:
"Иди поспи - ты ж не святой, а утром - бой".
И только раз, когда я встал
Во весь свой рост, он мне сказал:
"Ложись!.. - и дальше пару слов без падежей. -
К чему две дырки в голове!"
И вдруг спросил: "А что в Москве,
Неужто вправду есть дома в пять этажей?.."
Над нами - шквал, - он застонал -
И в нем осколок остывал, -
И на вопрос его ответить я не смог.
Он в землю лег - за пять шагов,
За пять ночей и за пять снов -
Лицом на запад и ногами на восток."
Спасибо! ) Высоцкого люблю я, любит муж, любит мой отец, любит мой брат... и сын мой, с генами, унаследовал любовь к творчеству Владимира Семёновича. )) Но, остаётся правило конкурса - "соответствие возрасту". Мой сын прочтёт, не сомневаюсь. Но вот поймёт и проникнется до конца - вряд ли.
ИМХО, дети, читающие взрослые стихи, не понимая суть и глубину того, что за простыми для них словами, стоит, выглядят нелепо и даже жалко. Пошло, так правильно.
Потому ищу стихотворение соответствующее возрасту, что не хочу приучать ребёнка к профанации. )) Если уж читаешь, то понимай, о чем, и чувствуй, зачем.
Сори, за много букв. )) Но задача с выбором оказалась сложной. )
Иванова ива
Иван до войны проходил у ручья,
Где выросла ива неведомо чья.
Не знали, зачем на ручей налегла,
А это Иванова ива была.
В своей плащ-палатке, убитый в бою,
Иван возвратился под иву свою.
Иванова ива,
Иванова ива,
Как белая лодка, плывет по ручью.
Арсений Тарковский.
Римма Казакова:
На фотографии в газете
нечетко изображены
бойцы, еще почти что дети,
герои мировой войны.
Они снимались перед боем -
в обнимку, четверо у рва.
И было небо голубое,
была зеленая трава.
Никто не знает их фамилий,
о них ни песен нет, ни книг.
Здесь чей-то сын и чей-то милый
и чей-то первый ученик.
Они легли на поле боя,-
жить начинавшие едва.
И было небо голубое,
была зеленая трава.
Забыть тот горький год неблизкий
мы никогда бы не смогли.
По всей России обелиски,
как души, рвутся из земли.
...Они прикрыли жизнь собою,-
жить начинавшие едва,
чтоб было небо голубое,
была зеленая трава.
Я, как блиндаж партизанский,
травою
пророс.
Но, оглянувшись,
очень отчетливо вижу:
падают
мальчики,
запнувшись за мину,
как за порог,
наткнувшись на очередь,
будто на ленточку
финиша.
Падают мальчики,
руки раскинув просторно,
на чернозем,
от безделья и крови жирный,
Падают мальчики,
на мягких ладонях которых
такие прекрасные,
такие длинные
линии
жизни.
Вот это посмотрите
Ольга Берггольц - Баллада о младшем брате
Его ввели в германский штаб,
и офицер кричал:
— Где старший брат? Твой старший брат!
Ты знаешь — отвечай!
А он любил ловить щеглят,
свистать и петь любил,
и знал, что пленники молчат,—
так брат его учил.
Сгорел дотла родимый дом,
в лесах с отрядом брат.
— Живи,— сказал,— а мы придем,
мы все вернем назад.
Живи, щегленок, не скучай,
пробьет победный срок...
По этой тропочке таскай
с картошкой котелок.
В свинцовых пальцах палача
безжалостны ножи.
Его терзают и кричат:
— Где старший брат? Скажи!
Молчать — нет сил. Но говорить —
нельзя... И что сказать?
И гнев бессмертный озарил
мальчишечьи глаза.
— Да, я скажу, где старший брат.
Он тут, и там, и здесь.
Везде, где вас, врагов, громят,
мой старший брат—везде.
Да, у него огромный рост,
рука его сильна.
Он достает рукой до звезд
и до морского дна.
Он водит в небе самолет,
на крыльях — по звезде,
из корабельных пушек бьет
и вражий танк гранатой рвет...
Мой брат везде, везде.
Его глаза горят во мгле
всевидящим огнем.
Когда идет он по земле,
земля дрожит кругом.
Мой старший брат меня любил.
Он все возьмет назад...—
...И штык фашист в него вонзил.
И умер младший брат.
И старший брат о том узнал.
О, горя тишина!..
— Прощай, щегленок, — он сказал,—
ты постоял за нас!
Но стисни зубы, брат Андрей,
молчи, как он молчал.
И вражьей крови не жалей,
огня и стали не жалей,—
отмщенье палачам!
За брата младшего в упор
рази врага сейчас,
за младших братьев и сестер,
не выдававших нас!
Г. Рублев
Это было в мае на рассвете,
Нарастал у стен рейхстага бой.
Девочку немецкую заметил
Наш солдат на пыльной мостовой.
У столба, дрожа, она стояла,
В голубых глазах застыл испуг,
А куски свистящего металла
Смерть и муку сеяли вокруг…
Тут он вспомнил, как, прощаясь летом,
Он свою дочурку целовал,
Может быть, отец девчонки этой
Дочь его родную расстрелял…
Но сейчас, в Берлине, под обстрелом,
Полз боец и, телом заслоня,
Девочку в коротком платье белом
Осторожно вынес из огня.
Скольким детям возвратили детство,
Подарили радость и весну
Рядовые Армии Советской,
Люди, победившие войну!
И в Берлине в праздничную дату
Был воздвигнут, чтоб стоять в веках,
Памятник советскому солдату
С девочкой спасенной на руках.
Он стоит, как символ нашей славы,
Как маяк, светящийся во мгле.
Это он – солдат моей державы-
Охраняет мир на всей земле!
я учила в школе. а потом рассказывала дедушке на 9 мая, помню очень хорошо его глаза.
спасибо
Вот на мой взгляд самое потрясающее, дочка рассказывала в 5-м или 6-м классе, но мне кажется и в 10 лет вполне
Баллада о четырёх заложниках
http://www.bashvest.ru/photos/28.04.2009/lenta.jpg
В 1942 году в Белоруссии гитлеровцы взяли в плен и расстреляли четырёх малолетних детей командира партизанского отряда Миная Шмырёва
Лиза - 14 лет
Сергей - 10 лет
Зина - 7 лет
Миша - 3 года.
Фашисты обещали отпустить детей, если Минай добровольно сдастся в плен.
Лиза смогла передать отцу записку, в которой просила не верить обещаниям немцев и в плен не сдаваться.
14 февраля 1942 года четверо детей и родная сестра Миная Шмырева были расстреляны.
Баллада о четырёх заложниках
От большой дороги в сторонке
Их ведут четырёх из дому.
Лет четырнадцать старшей девчонке,
Третий год пареньку меньшому.
Вместе с ними в подвал холодный
Гонят тётку, сестру Миная.
А Минай - это батька их родный,
Батька родный, мститель народный.
Пишут немцы о нем в газетах,
О его отряде, бригаде,
И приказы в былых сельсоветах
Порасклеили страха ради.
Со столбов, со стен, на светлицах
Угрожают Минаю напасти.
Должен он покориться, явиться,
Сдаться в руки немецкой власти.
И висят те приказы всюду:
На Минаевой хате и клети:
Коль не сдастся - расстреляны будут
На рассвете заложники-дети.
А в подвале дети Минная
Ожидают смертного часа.
С ними вместе тётка родная.
Скорбной лаской глаза лучатся.
Мальчик спрашивает у тётки,
Всё он хочет узнать, проверить:
Почему на окнах решётки?
Почему часовые у двери?
Скоро ль батька придёт за ними?
- Скоро, -тётка в ответ ему, -Скоро...
Поведёт полями родными,
Поведёт на волю по полю...
Что же нет его? Ночь коротка.
Часовые у двери стучатся.
-Спи, усни, - утешает тётка
В ожиданье смертного часа.
А когда уснул он, детям
Тетка правду сказала, не скрыла.
Лишь малыш не узнал, что с рассветом
Ожидает их всех могила.
- Вы, смотрите, ему не скажите,-
Наставляет детей Миная.
Снится мальчику тропка в жите,
Тропка к дому, к селу родному.
Сын во сне беспокойно дышит.
Это снится темница сыну.
Тут и мокрые стены и мыши.
Ты забыл нас, отец, покинул?
Может, ты заблудился где-то?
Немцы слева, а волки справа...
Спи. Отец не придёт. На это
Нет ему отцовского права.
Ночь проходит, солнце восходит.
Жаворонки запели в поле.
Вот солдаты ведут их куда-то…
Мальчик рад и солнцу и воле.
У глухой стены остановка.
Взял на мушку солдат ребёнка.
Выстрел! Сникла льняная головка,
И прижалась к груди ручонка.
Вновь солдат пистолет поднимает.
На стене заложников тени.
Вот и всё...
Перед батькой Минаем
Встаньте, все отцы, на колени.
А. Кулешов
В 1985 году накануне сорокалетия Дня Победы, в Сураже был открыт памятник детям Миная Филипповича Шмырева: Мише, Зине, Сереже и Лизе.
не помню автора я как раз в 5 классе учила такое
СПИЧКА
Запас огня, залог тепла,
Она одна при мне была,
Одна в просторном коробке,
Как в горнице сухой.
Одна во всей глухой тайге,
Зажги, и нет другой.
Застыла коробом шинель,
Метет за воротом метель,
Вторую ночь в лесу встречай,
Той ночи нет конца.
Ну, спичка, спичка выручай,
Не подведи бойца.
И чует жесткая ладонь,
Что уцелел под ней огонь.
И завелись, как червячки.
Сучки, сушья пучок,
Трещат как спелые стручки,
Стреляют в кожу щек.
Дымком повитое тепло
Под рукава ползком зашло,
Разута правая нога,
Что ночь, что холод мне,
Вот так бывает дорога
И спичка на войне!
вспомнила еще
Казалось, было холодно цветам,
и от росы они слегка поблёкли.
Зарю, что шла по травам и кустам,
обшарили немецкие бинокли.
Цветок, в росинках весь, к цветку приник,
и пограничник протянул к ним руки.
А немцы, кончив кофе пить, в тот миг
влезали в танки, закрывали люки.
Такою все дышало тишиной,
что вся земля еще спала, казалось.
Кто знал, что между миром и войной
всего каких-то пять минут осталось!
Я о другом не пел бы ни о чем,
а славил бы всю жизнь свою дорогу,
когда б армейским скромным трубачом
я эти пять минут трубил тревогу.
Степан Щипачев.
http://militera.lib.ru/poetry/russian/simonov/18.html - дочь учила в 5 классе
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси! —
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
«Мы вас подождем!» — говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» — говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
1941
Роберт Рождественский
БАЛЛАДА О КРАСКАХ
Был он рыжим,
как из рыжиков рагу.
Рыжим, словно апельсины на снегу.
Мать шутила, мать веселою была:
«Я от солнышка сыночка родила...»
А другой был чёрным-чёрным у неё.
Чёрным, будто обгоревшее смолье.
Хохотала над расспросами она,
говорила:
«Слишком ночь была черна!..»
В сорок первом, в сорок памятном году
прокричали репродукторы беду.
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
поклонились маме в пояс.
И ушли.
Довелось в бою почуять молодым
рыжий бешеный огонь и черный дым,
злую зелень застоявшихся полей,
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Оба сына, оба-двое, два крыла,
воевали до победы.
Мать ждала.
Не гневила,
не кляла она судьбу.
Похоронка обошла её избу.
Повезло ей. Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей.
Повезло ей!
Повезло!—
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что еще?
Пьют зеленое вино, как повелось...
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
1972