AD
Михаил Пореченков
Михаил Пореченков о своем характере и брутальных фото в Instagram:
Правда, как всегда, посередине, она не может быть однозначной. Где-то я творческий, потому что моя профессия предполагает творчество. А внутри, наверное, я более нежно сконструирован, нежели снаружи, поэтому и проверяю, пытаюсь проверить себя на прочность в разных вещах, насколько сильна внутренняя, на мой взгляд, не такая уж крепкая конструкция. Но это уже мои внутренние страхи, которые я пытаюсь развеять сам себе.
О своем отношении к соцсетям:
Семья — это интимная, личная территория. У них у самих свои Инстаграмы есть, уже у взрослых, да, а все остальное как бы зачем показывать? Это во-первых. А во-вторых, в сегодняшнее время сложилась такая ситуация, что об артистах все знают, ну вообще о людях творческих, вообще о друг друге все знают, такая новая реальность появилась, да. А где тайна, а где искусство, а где...?
Во-первых, наверное, каждый может стать артистом в инстаграме, в тиктоке, поэтому резкое понижение качества, стремительное понижение качества, которое меня не может не радовать, потому что мы люди профессиональные. Но теперь нужно понять, когда будет разбираться общее количество людей, что хорошо, что плохо. Но это уже зависит от общей базы образования либо эстетически-вкусовых моментов. Поэтому будем ждать, пока люди либо самообразуются, либо будут больше ходить в театр, в кино, отделять зерна от плевел.
Об учебе сына в интернате:
У меня младший пошел в кадетский класс, и раз в месяц их всех собирают и увозят с понедельника по пятницу в интернат. Он в счастье, он говорит родителям: «Можно еще не возвращаться недельку?» Я говорю: «Ну нет, надо понемногу». Ему это нравится, он с друзьями, они на свободе, без лишнего понукания, надсмотра и глаза. За ними наблюдают, все нормально, но дают им полную вот такую «общенческую» свободу.
Если мы говорим о самостоятельности, о возможности приобретения своего личного опыта в общении с миром, то это неплохой опыт. Есть момент такой быстрой оторванности от семьи. Плохо это или хорошо? Ну, это уже такой сугубо личный вопрос: кому-то это надо, кому-то не надо. К этому нужно дифференцированно подходить. Некоторые дети стремятся быстрее вырваться из семьи, кто-то хочет как можно дольше остаться. Сложный вопрос. Но определенный момент самостоятельности — это хорошо.
Правда, как всегда, посередине, она не может быть однозначной. Где-то я творческий, потому что моя профессия предполагает творчество. А внутри, наверное, я более нежно сконструирован, нежели снаружи, поэтому и проверяю, пытаюсь проверить себя на прочность в разных вещах, насколько сильна внутренняя, на мой взгляд, не такая уж крепкая конструкция. Но это уже мои внутренние страхи, которые я пытаюсь развеять сам себе.
О своем отношении к соцсетям:
Семья — это интимная, личная территория. У них у самих свои Инстаграмы есть, уже у взрослых, да, а все остальное как бы зачем показывать? Это во-первых. А во-вторых, в сегодняшнее время сложилась такая ситуация, что об артистах все знают, ну вообще о людях творческих, вообще о друг друге все знают, такая новая реальность появилась, да. А где тайна, а где искусство, а где...?
Во-первых, наверное, каждый может стать артистом в инстаграме, в тиктоке, поэтому резкое понижение качества, стремительное понижение качества, которое меня не может не радовать, потому что мы люди профессиональные. Но теперь нужно понять, когда будет разбираться общее количество людей, что хорошо, что плохо. Но это уже зависит от общей базы образования либо эстетически-вкусовых моментов. Поэтому будем ждать, пока люди либо самообразуются, либо будут больше ходить в театр, в кино, отделять зерна от плевел.
Об учебе сына в интернате:
У меня младший пошел в кадетский класс, и раз в месяц их всех собирают и увозят с понедельника по пятницу в интернат. Он в счастье, он говорит родителям: «Можно еще не возвращаться недельку?» Я говорю: «Ну нет, надо понемногу». Ему это нравится, он с друзьями, они на свободе, без лишнего понукания, надсмотра и глаза. За ними наблюдают, все нормально, но дают им полную вот такую «общенческую» свободу.
Если мы говорим о самостоятельности, о возможности приобретения своего личного опыта в общении с миром, то это неплохой опыт. Есть момент такой быстрой оторванности от семьи. Плохо это или хорошо? Ну, это уже такой сугубо личный вопрос: кому-то это надо, кому-то не надо. К этому нужно дифференцированно подходить. Некоторые дети стремятся быстрее вырваться из семьи, кто-то хочет как можно дольше остаться. Сложный вопрос. Но определенный момент самостоятельности — это хорошо.
Михаил Пореченков
О выборе между армией и театром в юношестве:
Мне всегда нравилась военная стезя. Я романтизировал это дело. Когда уже туда пришел, я понял, что все немного по-другому. У меня было два направления: либо армия, либо театр. Но театр ушел на второй план, потому что был семейный совет, на котором мне сказали, что, слушай, у нас никого нет ни в театре, ни... Почему туда? Я говорю: ну не знаю. Робко спросил так, сказали: «Ну ладно, давай ты отучишься здесь, а потом...» Ну, в общем, семейный совет постановил, что лучше идти в армию.
Опять же, спасибо Провидению или Богу-создателю, он сказал: «Миш, ты пока молодой, ты должен набрать свой бэкграунд, для того чтобы потом ты вошел в театральную жизнь или в жизнь кино подготовленным человеком; у тебя есть что-то за плечами, есть что сказать, есть о чем поговорить и транслировать какую-то мысль». На самом деле так и получилось, это мне очень пригодилось.
О неудачном поступлении во ВГИК на курс Армена Джигарханяна:
Мы пришли, поступали вдвоем, я и Ксения Раппопорт. Мы пришли, мы читали, нас пропустили до третьего тура, мы поступали вместе с Женей Стычкиным. Армен Борисович подошел к Жене Стычкину и сказал: «Женя, ты же понимаешь, нам нужны герои, но ты никак не герой». Женя сказал: «Да, понимаю, не возьмут, наверное». Но Женю взяли, а не взяли меня и Ксению Раппопорт. Не знаю, наверное, была у Армена Борисовича своя арифметика.
Я не расстроился. Тогда мне казалась Москва чужим городом, мне было тяжело немного здесь, потому что в то время жизнь здесь бурлила так мощно, такое количество посторонних течений было, что легко можно было запутаться в этом. И надо было уходить (опять же, это, мне кажется, что не без высших сил), нужно было уходить в тихую гавань, в место, где можешь заниматься только творчеством. И потом это оказалось правильно. Несколько моих друзей, не выдержав работы в Петербурге, переехали в Москву, и жизнь их замотала, водоворот событий, приключений их так подхватил, что они растратили все то, что приобретали в Питере, не сумев это сохранить, потому что слишком здесь было бурно.
Мне всегда нравилась военная стезя. Я романтизировал это дело. Когда уже туда пришел, я понял, что все немного по-другому. У меня было два направления: либо армия, либо театр. Но театр ушел на второй план, потому что был семейный совет, на котором мне сказали, что, слушай, у нас никого нет ни в театре, ни... Почему туда? Я говорю: ну не знаю. Робко спросил так, сказали: «Ну ладно, давай ты отучишься здесь, а потом...» Ну, в общем, семейный совет постановил, что лучше идти в армию.
Опять же, спасибо Провидению или Богу-создателю, он сказал: «Миш, ты пока молодой, ты должен набрать свой бэкграунд, для того чтобы потом ты вошел в театральную жизнь или в жизнь кино подготовленным человеком; у тебя есть что-то за плечами, есть что сказать, есть о чем поговорить и транслировать какую-то мысль». На самом деле так и получилось, это мне очень пригодилось.
О неудачном поступлении во ВГИК на курс Армена Джигарханяна:
Мы пришли, поступали вдвоем, я и Ксения Раппопорт. Мы пришли, мы читали, нас пропустили до третьего тура, мы поступали вместе с Женей Стычкиным. Армен Борисович подошел к Жене Стычкину и сказал: «Женя, ты же понимаешь, нам нужны герои, но ты никак не герой». Женя сказал: «Да, понимаю, не возьмут, наверное». Но Женю взяли, а не взяли меня и Ксению Раппопорт. Не знаю, наверное, была у Армена Борисовича своя арифметика.
Я не расстроился. Тогда мне казалась Москва чужим городом, мне было тяжело немного здесь, потому что в то время жизнь здесь бурлила так мощно, такое количество посторонних течений было, что легко можно было запутаться в этом. И надо было уходить (опять же, это, мне кажется, что не без высших сил), нужно было уходить в тихую гавань, в место, где можешь заниматься только творчеством. И потом это оказалось правильно. Несколько моих друзей, не выдержав работы в Петербурге, переехали в Москву, и жизнь их замотала, водоворот событий, приключений их так подхватил, что они растратили все то, что приобретали в Питере, не сумев это сохранить, потому что слишком здесь было бурно.
Михаил Пореченков
О своей первой работе в качестве актера:
Работы не было никакой. Не то что от слова «совсем». Ни работы, ни денег, ничего. И меня пригласили, говорят: вот нужен человек сняться в рекламе кондиционеров. Я говорю: да господи, хоть что угодно, лишь бы это был какой-то заработок, потому что это было совсем голодное время. Я пришел, меня встретил режиссер, он со мной поговорил: «Ну, давайте делать». И вот мы сняли достаточно такую простенькую рекламу кондиционеров, там и фото, и видео. Сказали: «Спасибо». — «Пожалуйста». Вроде о чем-то мы перекинулись словами с этим режиссером...
А потом меня вызвали на пробы и говорят: «Слушай, вообще это шанс такой!» Я говорю: «А что за шанс?» А тогда уже снимались «Менты». «Пробуется человек, нужен молодой человек для роли, он будет главный герой в сериале». Я: ах, сердце пуф в пятки! — как роль в сериале? «Вот идут пробы, ты приди, попробуйся, вот тебя пригласили, режиссер тебя позвал». Кто меня знает? Ну, может, театральные какие-то режиссеры меня знают или кто-то.
Я вхожу и вижу моего старого знакомого. Это был Дмитрий Иосифович Светозаров, тот, который снимал рекламу этих самых, получается, счастливых кондиционеров. Он вошел, я говорю: «Здравствуйте, Дмитрий Иосифович». — «Здравствуйте». — «Как?» Он говорит: «Ну, давай попробуем. Я просто вспомнил, что... Давай?»
И я попробовался, не особо успешно, как я понял, а после меня проходили пробы другие ребята, и Дмитрий Иосифович говорит: «На вот сценарий, ты можешь из-за камеры текст покидать, поработать?» И я из-за камеры работаю, помогаю ребятам, а он так стоит, смотрит в монитор, потом так раз! — на меня. И говорит: «А смотри-ка, за камерой ты работаешь лучше». Я понял, что именно в этот момент он понял, что он будет снимать меня, потому что он понял, что со мной есть куда двигаться и есть... И он понимал, как работать. И он так раз!
Дмитрий Иосифович — серьезный режиссер, это человек, который привел меня в кинематограф, который сделал... Вся наука кино, все то, что я умею делать в кино, работать, — это все его школа. У нас были разные взаимоотношения, сложные, и такие, и такие, но то, что он сделал для меня, — это, конечно... И опять же, это была роль в картине «Агент национальной безопасности», что тут говорить — вот он, счастливый билет, счастливый кондиционер.
О детской любви к Шварценеггеру и ремейке фильма «Коммандо»:
Он был тогда кумиром всех, всех пацанов, которые... Конечно, был кумиром, ну естественно. Все хотели быть похожими на него: большим, сильным, справедливым. Ну да, но тогда была другая страна. На самом деле это [фильм «День Д»] такая шутка и привет тем фильмам, которые я смотрел в детстве.
О своей звездной болезни:
Ты по-другому начинаешь разговаривать с людьми. Позволяешь себе чуть больше, чем можешь позволить себе как артист. Начинаешь пробовать себя на прочность в разных ситуациях. Считаешь, что ты пуленепробиваемый. Твои киногерои и роли вдруг так потихоньку перетекают в жизнь, и ты начинаешь себя с ними ассоциировать. Но это не так, потому что ты другой человек, потому что ты не киногерой, у которого не заканчиваются патроны. И это такие сложные моменты, которые нужно просто осознать, ну либо попасть в серьезную передрягу, не в одну. О тебе люди меняют мнение, даже близкие товарищи, они приходят и говорят: «Брат, ты сошел с ума».
Работы не было никакой. Не то что от слова «совсем». Ни работы, ни денег, ничего. И меня пригласили, говорят: вот нужен человек сняться в рекламе кондиционеров. Я говорю: да господи, хоть что угодно, лишь бы это был какой-то заработок, потому что это было совсем голодное время. Я пришел, меня встретил режиссер, он со мной поговорил: «Ну, давайте делать». И вот мы сняли достаточно такую простенькую рекламу кондиционеров, там и фото, и видео. Сказали: «Спасибо». — «Пожалуйста». Вроде о чем-то мы перекинулись словами с этим режиссером...
А потом меня вызвали на пробы и говорят: «Слушай, вообще это шанс такой!» Я говорю: «А что за шанс?» А тогда уже снимались «Менты». «Пробуется человек, нужен молодой человек для роли, он будет главный герой в сериале». Я: ах, сердце пуф в пятки! — как роль в сериале? «Вот идут пробы, ты приди, попробуйся, вот тебя пригласили, режиссер тебя позвал». Кто меня знает? Ну, может, театральные какие-то режиссеры меня знают или кто-то.
Я вхожу и вижу моего старого знакомого. Это был Дмитрий Иосифович Светозаров, тот, который снимал рекламу этих самых, получается, счастливых кондиционеров. Он вошел, я говорю: «Здравствуйте, Дмитрий Иосифович». — «Здравствуйте». — «Как?» Он говорит: «Ну, давай попробуем. Я просто вспомнил, что... Давай?»
И я попробовался, не особо успешно, как я понял, а после меня проходили пробы другие ребята, и Дмитрий Иосифович говорит: «На вот сценарий, ты можешь из-за камеры текст покидать, поработать?» И я из-за камеры работаю, помогаю ребятам, а он так стоит, смотрит в монитор, потом так раз! — на меня. И говорит: «А смотри-ка, за камерой ты работаешь лучше». Я понял, что именно в этот момент он понял, что он будет снимать меня, потому что он понял, что со мной есть куда двигаться и есть... И он понимал, как работать. И он так раз!
Дмитрий Иосифович — серьезный режиссер, это человек, который привел меня в кинематограф, который сделал... Вся наука кино, все то, что я умею делать в кино, работать, — это все его школа. У нас были разные взаимоотношения, сложные, и такие, и такие, но то, что он сделал для меня, — это, конечно... И опять же, это была роль в картине «Агент национальной безопасности», что тут говорить — вот он, счастливый билет, счастливый кондиционер.
О детской любви к Шварценеггеру и ремейке фильма «Коммандо»:
Он был тогда кумиром всех, всех пацанов, которые... Конечно, был кумиром, ну естественно. Все хотели быть похожими на него: большим, сильным, справедливым. Ну да, но тогда была другая страна. На самом деле это [фильм «День Д»] такая шутка и привет тем фильмам, которые я смотрел в детстве.
О своей звездной болезни:
Ты по-другому начинаешь разговаривать с людьми. Позволяешь себе чуть больше, чем можешь позволить себе как артист. Начинаешь пробовать себя на прочность в разных ситуациях. Считаешь, что ты пуленепробиваемый. Твои киногерои и роли вдруг так потихоньку перетекают в жизнь, и ты начинаешь себя с ними ассоциировать. Но это не так, потому что ты другой человек, потому что ты не киногерой, у которого не заканчиваются патроны. И это такие сложные моменты, которые нужно просто осознать, ну либо попасть в серьезную передрягу, не в одну. О тебе люди меняют мнение, даже близкие товарищи, они приходят и говорят: «Брат, ты сошел с ума».
AD
AD
Михаил Пореченков
О своих отношениях с церковью и богом:
Я не воцерковленный человек, это нельзя так сказать, это надо хотя бы по воскресеньям в храм ходить, для того чтобы говорить, что ты верующий, ну я говорю, православный. Не всегда это получается, но каждый раз я обращаюсь... Такая штука сугубо индивидуальная. Я понимаю, что есть, а дальше что? Я понимаю, что есть, это мое внутреннее убеждение, мне это помогает, меня это держит в жизни, меня это от чего-то спасает, у меня есть возможность обратиться к кому-то. Я никогда один не остаюсь, я никогда не остаюсь один. Это такая награда верующему человеку — он никогда не остается один. И как бы мы ни говорили, что бы ни случалось, я говорю: я всегда с ним, или он всегда со мной. Наверное, это правильно.
Я последний раз сейчас на праздниках, катаясь на снегоходе, я улетел все-таки в яму ночью. Естественно, один, и я думал: все, не выберусь, ни назад, ни вперед, ну все, никак, не выберусь, не выберусь, не выберусь. Но я нашел единственный правильный выход — ну просто разговаривать с Создателем, я просто с ним разговаривал. Разговаривал, и одновременно он мне давал силы делать простое дело, вытаскивать машину из этой ямы. Казалось бы, безвыходная ситуация — нет, я разговаривал и общался с ним. Я понимал, что могут быть звери, все что угодно может быть. Нет, он мне помог, вытащил. Я не знаю, я это, он, или я с ним, или он со мной. Но в этот момент я не был один, я абсолютно это точно понимал.
Я выехал, поехал дальше... Ха-ха, очень смешно, я проезжал, и я говорю: «Ну вот если ты мне помогаешь, если ты это делаешь, ну дай я вот какого-нибудь лося увижу!» Вот я сказал слово «лось», я поворачиваю на снегоходе, выезжаю уже на дорогу... ха-ха, это смешно... стоит на боку машина и такой здоровый-здоровый парень стоит около нее. Я подъезжаю, говорю: «Здорово, лось!». Я говорю: «Упал?» Он говорит: «Ага». Я говорю: «Помочь?» Он говорит: «Да я уже трактор вызвал». Я уезжаю, говорю: «Я поехал тогда». Он говорит: «Да-да, все нормально». И я уезжаю и говорю: «Да, наверное, это правильно, это был лось!».
Почему стал ведущим «Битвы экстрасенсов», будучи верующим:
Туда за зарплату пошел. На телевидение пошел работать за зарплату. Вот хотели есть семья, я, ну все нормально. Когда очутились там, я говорю: «Интересно, ну да, давай попробуем, ну это интересно, почему нет». И там действительно некоторые попадались очень интересные ребята, и я до сих пор не понимаю, как они это делают. Потом я стал себе отвечать: тонкие психологи, быстро разбирающиеся в знаках. Сели вы так — ага, вы... А это... Все, и им дальше не надо, дальше они начинают так, как орех, раскалывать ситуацию. Но это их работа, они на этом тоже зарабатывали. Поэтому я смею надеяться, ну я уверенно говорю, что они были крутые в этом деле.
Весь ужас заключается в том, что люди, которые приходили на программу, действительно приходили с бедой и с горем, а вот что дальше, могли помочь, не могли — вот это тяжело. А то, что люди приходили с бедой, — это была настоящая часть программы, а дальше уже невозможно разобраться. Но то, что в первых частях «Битвы экстрасенсов» была попытка действительно найти таких людей, и мы продержались какое-то время, пока бизнес не вмешался во все остальное и как бы там уже такой ком... Ну, в общем, телевидение.
Потом появилось огромное количество салонов, шарлатанов, и тех, и пятых, и десятых, которые на чужом горе зарабатывали колоссальные деньги и ни секунды не стыдились этого, вот и все. Я еще раз говорю: есть люди, которые находятся в подвиге, в вере, и им сверху дается тяжелейший дар, дар предвидения или предсказания. И это мука, многие, ну я знаю такие истории, которые молились о том, чтобы дар ушел у них. Ну, Бог милостив, он их забирал, этот дар забирал у них, и они просто выдыхали, потому что это мука, это тяжелейшее испытание. А я там не видел особо мучающихся людей, еще один ответ на этот вопрос.
Я не воцерковленный человек, это нельзя так сказать, это надо хотя бы по воскресеньям в храм ходить, для того чтобы говорить, что ты верующий, ну я говорю, православный. Не всегда это получается, но каждый раз я обращаюсь... Такая штука сугубо индивидуальная. Я понимаю, что есть, а дальше что? Я понимаю, что есть, это мое внутреннее убеждение, мне это помогает, меня это держит в жизни, меня это от чего-то спасает, у меня есть возможность обратиться к кому-то. Я никогда один не остаюсь, я никогда не остаюсь один. Это такая награда верующему человеку — он никогда не остается один. И как бы мы ни говорили, что бы ни случалось, я говорю: я всегда с ним, или он всегда со мной. Наверное, это правильно.
Я последний раз сейчас на праздниках, катаясь на снегоходе, я улетел все-таки в яму ночью. Естественно, один, и я думал: все, не выберусь, ни назад, ни вперед, ну все, никак, не выберусь, не выберусь, не выберусь. Но я нашел единственный правильный выход — ну просто разговаривать с Создателем, я просто с ним разговаривал. Разговаривал, и одновременно он мне давал силы делать простое дело, вытаскивать машину из этой ямы. Казалось бы, безвыходная ситуация — нет, я разговаривал и общался с ним. Я понимал, что могут быть звери, все что угодно может быть. Нет, он мне помог, вытащил. Я не знаю, я это, он, или я с ним, или он со мной. Но в этот момент я не был один, я абсолютно это точно понимал.
Я выехал, поехал дальше... Ха-ха, очень смешно, я проезжал, и я говорю: «Ну вот если ты мне помогаешь, если ты это делаешь, ну дай я вот какого-нибудь лося увижу!» Вот я сказал слово «лось», я поворачиваю на снегоходе, выезжаю уже на дорогу... ха-ха, это смешно... стоит на боку машина и такой здоровый-здоровый парень стоит около нее. Я подъезжаю, говорю: «Здорово, лось!». Я говорю: «Упал?» Он говорит: «Ага». Я говорю: «Помочь?» Он говорит: «Да я уже трактор вызвал». Я уезжаю, говорю: «Я поехал тогда». Он говорит: «Да-да, все нормально». И я уезжаю и говорю: «Да, наверное, это правильно, это был лось!».
Почему стал ведущим «Битвы экстрасенсов», будучи верующим:
Туда за зарплату пошел. На телевидение пошел работать за зарплату. Вот хотели есть семья, я, ну все нормально. Когда очутились там, я говорю: «Интересно, ну да, давай попробуем, ну это интересно, почему нет». И там действительно некоторые попадались очень интересные ребята, и я до сих пор не понимаю, как они это делают. Потом я стал себе отвечать: тонкие психологи, быстро разбирающиеся в знаках. Сели вы так — ага, вы... А это... Все, и им дальше не надо, дальше они начинают так, как орех, раскалывать ситуацию. Но это их работа, они на этом тоже зарабатывали. Поэтому я смею надеяться, ну я уверенно говорю, что они были крутые в этом деле.
Весь ужас заключается в том, что люди, которые приходили на программу, действительно приходили с бедой и с горем, а вот что дальше, могли помочь, не могли — вот это тяжело. А то, что люди приходили с бедой, — это была настоящая часть программы, а дальше уже невозможно разобраться. Но то, что в первых частях «Битвы экстрасенсов» была попытка действительно найти таких людей, и мы продержались какое-то время, пока бизнес не вмешался во все остальное и как бы там уже такой ком... Ну, в общем, телевидение.
Потом появилось огромное количество салонов, шарлатанов, и тех, и пятых, и десятых, которые на чужом горе зарабатывали колоссальные деньги и ни секунды не стыдились этого, вот и все. Я еще раз говорю: есть люди, которые находятся в подвиге, в вере, и им сверху дается тяжелейший дар, дар предвидения или предсказания. И это мука, многие, ну я знаю такие истории, которые молились о том, чтобы дар ушел у них. Ну, Бог милостив, он их забирал, этот дар забирал у них, и они просто выдыхали, потому что это мука, это тяжелейшее испытание. А я там не видел особо мучающихся людей, еще один ответ на этот вопрос.
Михаил Пореченков
О необходимости присутствовать на родах:
Помогать надо ей, ей тяжело. Да, был на всех родах, помогал как мог. Сильно волновался, первый раз сильно волновался, поэтому... Вот. А дальше уже пошло легче. Когда супруга рожала Михаила, она была самая красивая, в этот момент она... Вот в моей памяти она осталась... Это было самое прекрасное, вот как-то все сочеталось в ней, она была обворожительно красива.
О страсти в отношениях с женой:
RTVI: Вы с женой называете друг друга «мама» и «папа», а вот знающие люди говорят, что в этом случае из отношений уходит страсть.
Михаил Пореченков: «Глупые твари люди, сущие обезьяны», — это не я сказал, это Беккет (французский и ирландский писатель, поэт и драматург), ха-ха. Поэтому теории всякие придумывают, что только они ни придумывают, чтобы друг друга запутать. Все нормально.
Про феминизм и равенство полов:
Мне кажется, что это такая глупость. Потому что замужем — «за мужем». Потому что физиологически мы по-разному сделаны. Потому что мужчина сильнее, женщина нежнее. Отношения должны быть другие, потому что я должен любить ее, уважать, а она должна понимать, что я надежный. Зачем менять местами, я не понимаю? Стакан ценен тем, что он выполняет свою функцию. Стакан, в него наливают воду, не надо делать из него какие-то другие вещи. Воду, для того чтобы можно было пить, не надо им шкаф подпирать, ну не надо. Почему... Ну это же нормально, по-моему, как бы такие простые вещи.
Я думаю, что это злой умысел специально путать людей, у кого-то есть стратегия на это, ну я думаю, мне так кажется, я подозреваю. Пожалуйста, а кто лишает самостоятельности? У меня супруга очень самостоятельный человек. Я вижу, что она меня уважает в принятии стратегических решений, потому что голова работает у всех по-другому, у меня так, у нее так. Она говорит: «Тут, папа, ты давай тут...» А я здесь, мы всегда советуемся, уважаем друг друга, понимаем. По-моему, это нормально. Ну, она не меряется со мной силами, она не говорит: «А я буду сейчас министром обороны». Министр обороны я, а она министр финансов.
Помогать надо ей, ей тяжело. Да, был на всех родах, помогал как мог. Сильно волновался, первый раз сильно волновался, поэтому... Вот. А дальше уже пошло легче. Когда супруга рожала Михаила, она была самая красивая, в этот момент она... Вот в моей памяти она осталась... Это было самое прекрасное, вот как-то все сочеталось в ней, она была обворожительно красива.
О страсти в отношениях с женой:
RTVI: Вы с женой называете друг друга «мама» и «папа», а вот знающие люди говорят, что в этом случае из отношений уходит страсть.
Михаил Пореченков: «Глупые твари люди, сущие обезьяны», — это не я сказал, это Беккет (французский и ирландский писатель, поэт и драматург), ха-ха. Поэтому теории всякие придумывают, что только они ни придумывают, чтобы друг друга запутать. Все нормально.
Про феминизм и равенство полов:
Мне кажется, что это такая глупость. Потому что замужем — «за мужем». Потому что физиологически мы по-разному сделаны. Потому что мужчина сильнее, женщина нежнее. Отношения должны быть другие, потому что я должен любить ее, уважать, а она должна понимать, что я надежный. Зачем менять местами, я не понимаю? Стакан ценен тем, что он выполняет свою функцию. Стакан, в него наливают воду, не надо делать из него какие-то другие вещи. Воду, для того чтобы можно было пить, не надо им шкаф подпирать, ну не надо. Почему... Ну это же нормально, по-моему, как бы такие простые вещи.
Я думаю, что это злой умысел специально путать людей, у кого-то есть стратегия на это, ну я думаю, мне так кажется, я подозреваю. Пожалуйста, а кто лишает самостоятельности? У меня супруга очень самостоятельный человек. Я вижу, что она меня уважает в принятии стратегических решений, потому что голова работает у всех по-другому, у меня так, у нее так. Она говорит: «Тут, папа, ты давай тут...» А я здесь, мы всегда советуемся, уважаем друг друга, понимаем. По-моему, это нормально. Ну, она не меряется со мной силами, она не говорит: «А я буду сейчас министром обороны». Министр обороны я, а она министр финансов.
Михаил Пореченков
Об артистах и политике:
Все почему-то думают, что артисты разбираются в политике. Это глупые люди, они все время произносят чужие тексты, учат стихи, рассказывают со сцены чужую драматургию. Почему они должны разбираться в политике?
Про себя скажу только: я могу что-то чувствовать, за кого-то переживать, кто мне близок по духу, по мыслям, и его поддерживать, больше я ничего не могу делать. И вообще не моя работа, хотя по первому образованию я замполит, поэтому некоторые вещи, может быть, я составляю более правильно, чем другие люди. Поэтому... Ну что здесь делать? Артисты — глупые люди, но трогательные. Поэтому не стоит верить их словам, ха-ха, нужно верить себе.
Зачем носит с собой нож:
Ну, кто-то носит сережки, кто-то носит браслеты, а я так... Ну, я же часто езжу в командировки, там мне как хлебушек порезать, огурчики построгать. Туристическая вещь. Бутылку открыть... Ну как без него?
О самых нужных людях в жизни:
Самые нужный ты для себя сам, а дальше начинаются близкие, родные, друзья. А самый нужный — ты. Ты сам за себя отвечаешь, куда ты вляпался, что ты сделал, где ты ножичком строганул не так, — это все ты. Поэтому самый нужный просто с точки зрения бытовой — это ты. А там уже идут такие другие понятия.
Как найти свое призвание:
Вот если приходит человек, если бы был такой аппарат, подключили, а он без этой работы дышать не может, жить не может, — вот это дело важное для него. А если ну как-то могу и так, могу и так... А он не может дышать без этого. Я это ощущал, ну не могу и все, умру, если не буду этим заниматься. Но такого прибора нет, поэтому иногда попадаются не очень удачливые артисты, ха-ха!
Все почему-то думают, что артисты разбираются в политике. Это глупые люди, они все время произносят чужие тексты, учат стихи, рассказывают со сцены чужую драматургию. Почему они должны разбираться в политике?
Про себя скажу только: я могу что-то чувствовать, за кого-то переживать, кто мне близок по духу, по мыслям, и его поддерживать, больше я ничего не могу делать. И вообще не моя работа, хотя по первому образованию я замполит, поэтому некоторые вещи, может быть, я составляю более правильно, чем другие люди. Поэтому... Ну что здесь делать? Артисты — глупые люди, но трогательные. Поэтому не стоит верить их словам, ха-ха, нужно верить себе.
Зачем носит с собой нож:
Ну, кто-то носит сережки, кто-то носит браслеты, а я так... Ну, я же часто езжу в командировки, там мне как хлебушек порезать, огурчики построгать. Туристическая вещь. Бутылку открыть... Ну как без него?
О самых нужных людях в жизни:
Самые нужный ты для себя сам, а дальше начинаются близкие, родные, друзья. А самый нужный — ты. Ты сам за себя отвечаешь, куда ты вляпался, что ты сделал, где ты ножичком строганул не так, — это все ты. Поэтому самый нужный просто с точки зрения бытовой — это ты. А там уже идут такие другие понятия.
Как найти свое призвание:
Вот если приходит человек, если бы был такой аппарат, подключили, а он без этой работы дышать не может, жить не может, — вот это дело важное для него. А если ну как-то могу и так, могу и так... А он не может дышать без этого. Я это ощущал, ну не могу и все, умру, если не буду этим заниматься. Но такого прибора нет, поэтому иногда попадаются не очень удачливые артисты, ха-ха!
AD
