На Москву и из Москвы

«30 сентября 1941 года противник начал «генеральное» наступление на Москву, рассчитывая к середине октября захватить столицу СССР. Ценой огромных потерь вражеским армиям удалось прорваться в пределы Московской области. На дальних подступах к Москве разгорелось ожесточенное сражение...» (БСЭ, т.7, 1952 год)

...Немцы подошли к Москве в октябре. Мы с Танькой были молодыми и многого не боялись. Мы верили, что заклеенные бумагой крест-накрест стекла выдержат, что бомбы в нас не попадут, и что на продуктовые карточки можно будет получить продукты. Мы учились в Московском энергетическом институте, расклеивали листовки, слушали радио и помогали моей маме разбирать музейные архивы. Танька жила под Москвой, а мы с мамой - на Арбате, в маленьком ветхом домике, спрятанном в глубине двора.

Странно говорить, но к октябрю мы уже немного привыкли к военному положению. Первый шок начал проходить, и мы даже перестали осуждать нашу сокурсницу Ирку, которая, узнав о начале войны, воскликнула: «Как хорошо, война! Теперь начнется Мировая Революция!».

Но в начале октября Москву начали бомбить...

До метро было совсем близко и, услышав вой сирены, мы еще успевали схватить книжки, чтобы не скучать во время бомбежки. Поезда ходить перестали, и люди сидели не только на перронах, но и на рельсах - разговаривали, спали, ели. Я в то время читала «Дамское счастье» Золя. Сидела на тощей подушке, привалившись к мраморной стене, и слышала восхитительный шелест яркой ткани, сердилась на бездушных продавцов, жалела несчастную Денизу... Однажды бомбежка застала меня очень далеко от дома. Я влетела в метро и отправилась по слабо освещенным путям в сторону своей станции. Нас много было таких - усталых вечерних московских путников...

Потихоньку из дальних темных углов в город ползла паника. Все знали, что немцы идут к Москве, что наши войска сражаются, пытаясь отстоять столицу, но... Было очень страшно, и во всем люди искали признаки того, что Москву будут сдавать. Однажды, в первой половине октября, вдруг закрыли метро. Обстановка в городе накалилась до предела. Потом, через много лет, нам сказали, что в город по путям тайно входила боевая дивизия.

Я прекрасно помню 16 октября 41-ого года... Танька приехала рано утром из своего «загорода» и обнаружила на вокзальной площади толпу людей. Толпа гудела, вздыхала и сосредоточенно двигалась к поездам. Все эти люди хотели уехать из Москвы... Вырвавшись с площади, Танька бросилась к нам. Мама была в своем музее, и поговорить о происходящем нам было не с кем. Тогда мы взяли карточки и отправились на Арбатскую площадь за хлебом. Очередь была понурая и такая длинная, что не умещалась в магазине. Оказалось, что кто-то угнал все грузовые машины, и хлеб было не на чем возить. Спасибо работникам нашей булочной, которые привезли, наконец, со склада свежие буханки на ручных тележках.

Вечером к нам приехал мамин брат Слава. Он жил под Москвой и работал на агростанции - разводил каких-то загадочных каучуконосов. Утром Слава понял, что происходит что-то неладное, поэтому аккуратно собрал свои семена, сел на велосипед и поехал в город. По Каширскому шоссе навстречу ему ехали машины и шли люди. Очень много людей. То и дело он слышал: «Куда едешь, парень? Зачем? Остановись! Москву будут сдавать».

Но у него в Москве были мы...

Правительство объявило, что все карточки могут быть отоварены в один день - так в одночасье населению раздали полугодовые запасы продуктов. Мы с Танькой снова отправились на Арбатскую площадь. Наши скромные кошелки оказались бесполезными. Пшено и муку уносили полными наволочками, масло - огромными кусками...

Почти ночью пришел Горбоносов - папин товарищ, инженер, который жил неподалеку от своего завода. Остался ночевать. Завод был заминирован, и жильцам района посоветовали покинуть дома - при попытке прорыва немцев завод могли взорвать. Еще Горбоносов рассказал, как весь день искал сигнализационные лампочки в заводских трубах - успели поработать диверсанты...

Следующим утром Москва все так же нервно бурлила. Мы с Танькой надели ватные штаны и отправились в райком комсомола - пусть нас возьмут рыть укрепления! Пока стояли в очереди, прибежала мама - музей решил срочно эвакуироваться в Челябинск, им даже выделили два вагона в эшелоне. Я схватила за руку растерянную подругу, а мама решительно сказала: «Таньку берем с собой!» И мы стали спешно собирать вещи, укладывать экспонаты, грузиться в поезд... Над Москвой и Московской областью густо летали немецкие самолеты и бомбили уходящие эшелоны.

По крыше нашего вагона стучали осколки снарядов. Но мы очень надеялись, что бомба в нас не попадет. И не попала...

...Я давно живу в Ленинграде, а Танька, вечная областная девчонка, - в тенистом уютном Пушкине. Встречаемся мы теперь редко - ноги, знаете ли... Да и для электричек и метро мы с Танькой уже не годимся. Каждый год 19 октября я звоню ей, чтобы поздравить с Днем Пушкинского Лицея, и мы обсуждаем наших взрослых внуков и сопливых нежных правнуков...

Очерк принимает участие в конкурсе "В октябре тому назад..."