Секретики

Лучшие вещи весной - это новые туфли, чистый асфальт и неожиданно теплый ветер, бесконечной зимой забываешь, что ветер может быть таким приятным, не грозно задувать в трубах и подворотнях, а нежно гладить твое лицо и даже целовать щеки.

Идем с подругой Эн в японский ресторан, и пусть все ругают местные разновидности роллов с плавленым сыром и перемороженным лососем, мы ходим туда, как намагниченные, и заказываем «что-нибудь символическое», говорит подруга Эн и шумно захлопывает меню. Она грустна, потому что проблемы с любимым человеком, это понятно. Смотрит мимо и постоянно проверяет, не поступило ли нового сообщения на мобильный, сообщения не поступило. На вопрос, что именно символизируют микро-шашлычки из угря, она скорбно прикрывает глаза усталыми веками и напоминает официантке в стилизованном алом кимоно про нефильтрованное пиво, два. За соседний столик усаживаются две девушки, блондинка и рыжеволосая, рыжеволосая говорит расстроенно: «Зря мы это затеяли», - другая успокаивающе улыбается и отвечает: «У тебя все получится».

В детстве очень важно было первой из девичьей компании надеть гольфы, вариант - белые носки. На гольфах непременно должны быть кисточки, на носках - разноцветная каемочка. И имеют ли значение посиневшие от холода коленки и зубы, выбивающие классическую мелодию для барабана: «Кем-был-кем-был-старый-барабанщик», - совершенно не имеют никакого значения, если ты сегодня героиня, первооткрывательница сезона, невеста парковых дорожек и практически хозяйка весны. Девочке в гольфах с кисточками не пристало праздно бродить по городу, девочка в гольфах с кисточками очень занята выбором подходящего места для «секретика». Что за дивные штуки были эти секретики, ужасно жаль, что такой яркий образчик субкультуры затерялся во времени и не привился к новейшим девочкам, в новейших гольфах с новейшими кисточками.

Приносят нефильтрованное пиво, официантка взмахивает руками, расставляет приборы, рукава алого кимоно опадают, обнажая смуглые локти и серую подкладку, и я вспоминаю, что среди гейш такой жест считался признаком особого расположения к гостю чайного домика. Подруга Эн берет свой высокий бокал и яростно дует на пену. Пена отрывается и летит небольшими желтоватыми хлопьями, оседает на красной традиционной циновке. Подруга Эн говорит: «Он никогда не разведется, просто морочит мне голову». Смотрит на меня со странной надеждой, будто если я сейчас скажу: «Перестань, ничего еще неизвестно!», Он немедленно предстанет перед растерянной Эн с набором обручальных колец и охапкой чайных роз. Я говорю: «Перестань, ничего еще не известно!». Она хмурится и отпивает пива. За соседним столиком две девушки тихо переговариваются, рыжеволосая вдруг всхлипывает и произносит высоким голосом: «Я не сумею сделать это!» Блондинка протягивает руку и через стол дотрагивается до ее запястья. Словно считает пульс. Они молчат. Мы тоже.

Ах, ах. В деле создания «секретиков» не было мелочей, все имело значение: качество разрыхляемой почвы, топографические характеристики местности, запоминающиеся ориентиры, и, разумеется, материалы для собственно секретикова сердца. Неглубокую ямку следовало хорошо утрамбовать, выложить дно фольгой. Идеально было использовать цветную фольгу из-под внутренних оберток шоколадных конфет, там попадалась совершенно прекрасная: ярко-синяя, тревожно-малиновая или изысканно-золотая. На фольгу выкладывались девочковые богатства: блестящие пуговицы, птичьи перья, бусины, металлические шарики из подшипника и что угодно. Осколок фарфоровой чашки с бутоном розы, обрывок атласной ленточки, несколько звеньев цепочки, засушенный цветок, крыло бабочки, тайно похищенная соседкина брошь в виде маленького лебедя.

Подруга Эн ковыряет палочками шашлычок-якитори, потом дотягивается ими до моего маринованного имбиря и хватает несколько розоватых лепестков. Быстро проглатывает, снова дует на пиво, пены уже практически нет и взлетать нечему. Кладет палочки поверх остывшего угря, говорит, жестикулируя левой рукой: «Да не хочу я есть! Ничего не хочу вообще. Понимаешь, никто ведь не знает о нашей истории, и происходит нечто странное… как бы это сказать? Короче, из-за всего этого я сама иногда перестаю верить, что нас с ним что-то связывает вообще… Понимаешь? Что мы вместе. Смотрю на него в общем кругу, и удивляюсь, неужели это его губы прижимались к моим губам всего три часа назад?» В несколько глотков она допивает пиво. Бокал стукает о крепкую столешницу темного дерева. Официантка в алом кимоно вопросительно смотрит в нашу сторону. Блондинка за соседним столиком говорит рыжеволосой собеседнице: «Решено, сейчас встаем, возвращаемся и делаем это вместе». Рыжеволосая нерешительно кивает и крутит в руках маленькую белую чашечку кофе. «Ты мне это прекрати, панические атаки, - строго велит ей подруга, - уверяю тебя, все будет хорошо». Они поднимаются, оставляют пятьдесят рублей чаевых, уходят. Дверь впускает порцию приятного сквозняка, пахнет свежим листом и водой.

«Секретиковы» драгоценности следовало покрыть тщательно отмытым бутылочным стеклом. Лучше, конечно, бесцветным, но иногда и темно-зеленый классический оттенок смотрелся очень выигрышно, тут надо было учитывать общую цветовую и фактурную совокупность вложений. Стекло укладывалось, прилаживалось, аккуратно засыпалось сухой землей, забрасывалось травой для пущей сохранности. Потом сухая земля отодвигалась пальцем, пальцу было приятно прикасаться к гладкому, прохладному стеклу, а глазу было радостно видеть красивую картинку под стеклом, собственноручно задуманную и выложенную. Но самое замечательное было, разумеется, несколько позже. На следующий, например, день. Когда ты будто бы невзначай подходишь к заветному месту с подходящими топографическими характеристиками, специально первые минуты ничего не предпринимаешь, смотришь на обычный газон, или что там под ногами, клумба? Подножье дерева граб? И лишь спустя некоторое время склоняешься низко, ворошишь верхний плодородный слой земли, отбрасываешь траву, открываешь свой «секретик», и среди чернозема и прочего мусора вдруг начинает блестеть фольга, и блестки, и бусины, и загадочно топорщиться птичьи перья, и это такое волшебство, что не найти слов.

Эн молчит, двигает свой пустой стакан к центру стола, меняет его местами с чистой пепельницей, словно готовится показать интересный фокус, но фокуса никакого не показывает, а вздыхает. Я говорю, внезапно вдохновляясь: «Эн, послушай, помнишь, мы с тобой делали секретики? В моем дворе росли несколько берез, и вот там было очень удобно, под березами?» Эн печально кивает, она не хочет вспоминать забавы детства, а хочет Его с охапкой чайных роз и обручальными кольцами. «Так вот Он - твой секретик! Твой личный прекрасный секрет, ты сама его создала, ты украшаешь его без устали, дышишь теплом на стеклышко, потом протираешь рукой, рассматриваешь свое сокровище, и это такая радость, такое счастье, что среди какого-то проходного двора, под старой березой с раздвоенным стволом - есть твой секретик, и им можно любоваться». Эн улыбается, потом смеется, потом плачет, потом снова смеется, вытирает глаза столовыми салфетками в теплой цветовой гамме. Машет рукой официантке в алом кимоно, та подплывает, нацеливает карандашик на блокнотик. «Еще пива, пожалуйста, - говорит Эн, - и супчику, пожалуйста. Да, можно такого. Спасибо» «Ужасно проголодалась, - говорит она мне, - сейчас поем, и давай сходим еще в один обувной магазинчик тут недалеко…»

Я киваю, охотно соглашаюсь, потому что лучшие вещи весной - это новые туфли, чистый асфальт и неожиданно теплый ветер.

Наталья Апрелева