Любовь к буквам

В одном доме жил человек, его звали Игорь Борисович, и он очень любил рисовать буквы. Придет домой с работы и сразу начинает буквы рисовать, даже куриный суп себе не погреет. Да и не было у него никакого куриного супа. У него только было четыре коробки сливочной помадки. Ему эту помадку одна малознакомая тетя принесла. Только Игорь Борисович эту помадку есть не стал. “Я, — говорит, — буквы люблю. А сливочную помадку я не люблю. Лучше бы ты мне четыре коробки букв принесла или хоть куриного супа. Тоже мне, малознакомая тетя называется. Малознакомые тети, вообще-то, так не поступают, учти”.

Игорь Борисович везде рисовал буквы: на разных бумажках, на обоях, на холодильнике. И все буквы у него получались разные: одни были толстенькие, другие длинненькие, третьи — чернильными ляпушками, четвертые — кудрявые, как-будто всю ночь на бигудях спали. Игорь Борисович даже сам иногда удивлялся такой своей любви к буквам.

“Я вот проснусь утром, — говорил он, — и сразу, не вылезая из-под одеяла, хвать кисточку! И рисую буковку. Нарисую — и повеселею. А в тот день, когда не нарисую буковку утром — хожу сам не свой, даже аппетита нет. Вот предложи мне в такой день куриного супа — не стану есть. Ей-богу, не стану”.

Из-за такой своей любви к буквам Игорь Борисович как-то раз чуть не пострадал. А дело было так.

Однажды утром в том подъезде, где жил Игорь Борисович, в лифте появилась новая надпись. То есть надпись, наверное, могла и раньше появиться, а вот заметили ее утром. Надпись была совсем короткая, из одного слова, да и букв всего-то штук пять. Другой раз — никто бы и внимания не обратил. Но в то утро вместе с надписью в лифте ехали в музыкальную школу дошкольница Варвара и Варварин папа. Что и говорить, дети в наше время взрослеют быстро, особенно дошкольники. А дошкольница Варвара вообще была развита не по годам: она уже повзрослела так, что даже могла вслух читать слова, состоящие из двух слогов. А тут всего один. Такое простое слово Варвара вмиг прочитала папе. Папа аж подпрыгнул (хотя слово-то было вполне дамское). “От радости”, — горделиво улыбнулась Варвара и спросила:

— А это что такое значит, пап?

Варварин папа очень сильно испугался того, что, узнав правду, Варвара может неожиданно еще немножко повзрослеть прямо в лифте. Поэтому он сказал:

— Это, Варвара, просто буквы какие-то непонятные. Давай лучше мы с тобой сольфеджио повторим.

Отведя Варвару в музыкальную школу, папа пошел к председателю жилищного кооператива Антонине Палне — сообщить о надписи. Только сначала он вернулся в лифт и телефоном ту самую надпись сфотографировал. Чтобы сообщать не просто, а с аргументом.

— Что же это, тасамаянадпись, делается?! А? — сообщал Варварин папа, размахивая своим аргументом перед носом у Антонины Палны. — У меня же, тасамаянадпись, дочь в этом лифте в музыкальную, тасамаянадпись, школу ездит! А там какие-то буквы непонятные написаны! Немедленно, тасамаянадпись и надпись из соседнего подъезда, разыщите того хулигана, который эти буквы в нашем лифте нарисовал, и накажите его по всей строгости. Тасамаянадпись.

— Понимаю. Разыщем. — Голосом Бориса Годунова из оперы “Борис Годунов” сказала председатель, внимательно разглядывая аргумент Варвариного папы. — Буквы, говорите, непонятные. Знаю я тут одного, который все время разные непонятные буквы рисует. Думаю, что это его рук дело. Но нужно проверить. Я за ним не слежу, конечно, и не знаю, когда он дома бывает, но когда он в 21:35 как раз уже помоет руки и пойдет свои буквы рисовать (потому что куриного супа у него все равно нету), тут-то мы и нагрянем с проверкой. Возможно, он будет пойман с поличным. Но вы должны мне помочь.

В 21:35 Игорь Борисович обмакнул кисточку в черную тушь и довольно улыбнулся. Раздался звонок в дверь. Игорь Борисович вздрогнул, капля туши уже собралась оторваться от кисти и упасть кляксой на свежеподготовленный лист бумаги, но Игорь Борисович изобразил жест мастера кунг-фу, и капля втянулась обратно в кисть. Игорь Борисович вздохнул и пошел открывать дверь. За дверью стояла председатель кооператива Антонина Пална.

— Все буквы рисуете? — грозно спросила председатель.

— Рисую, — ответил Игорь Борисович, — а что, нельзя?

— Можно, — ответила председатель, — но только не в лифте.

— Пусть идет лифт отмывать! — тоненько закричал кто-то, и Игорь Борисович увидел, что за спиной председателя есть еще и Варварин папа.

— Соблюдайте пресупцию невиновности, — важно сказала председатель Варвариному папе (Игорю Борисовичу почему-то сразу захотелось куриного супа).

— И доставайте-ка лучше свой аргумент!

Варварин папа достал телефон, где была фотография той самой надписи.

— Ваших рук дело? — председатель ткнула фотографией в Игоря Борисовича, как партбилетом. — Вы в лифте вот эти непонятные буквы написали?

— Нет, я не писал, — ответил Игорь Борисович, изучая надпись на фотографии. — Нет-нет, это точно не я.

— Пройдите с нами в лифт, — отрезала председатель. — Сейчас мы будем проводить экспертизу почерка. Вы напишете надпись, а мы и проверим, вы это или не вы. И захватите фломастер.

Игорь Борисыч захватил фломастер, и все прошли в лифт.

— Пишите! — потребовала Антонина Пална.

— А что писать? — спросил Игорь Борисович.

— Да вот эти непонятные буквы и пишите, — издевательски ответила Антонина Пална, — а то как, по-вашему, мы должны почерки сличать?!

— Ну хорошо, — сказал Игорь Борисыч. Он посмотрел на тусамуюнадпись, прикинул что-то в голове и написал. Все то же самое, только чуть-чуть пониже. Новая и старая надписи были похожи, как две капли воды. Игорь Борисович внимательно оглядел результат и сказал:

— Ой, нет-нет, простите. Не очень хорошо получилось. У “Л” верх не совсем похож... Простите. Сейчас-сейчас.

И он нарисовал еще одну такую же надпись, в сторонке.

— Ага! — вскричала Антонина Пална. — Вы обнаружили себя! Вы сдали себя с потрохами! Посмотрите! — Она уже обращалась к Варвариному папе. — Это его рука, нет никаких сомнений! Надпись — один-в-один! Преступник пойман, вызывайте милицию!

Антонина Пална кричала так громко, что из квартир начали выходить соседи, чтобы посмотреть, что происходит. Некоторые приходили даже с других этажей. Все соседи были с мусорными пакетами и ведрами, потому что делали вид, что просто вышли вынести мусор.

— Послушайте, — сказал Игорь Борисович, который немного забеспокоился от такого повышенного внимания, — да я вам эти буквы могу как угодно написать.

— Как угодно он может написать! — гремела председатель, пугая собравшуюся толпу, — Что же ты не написал “как угодно”?! А написал точно так, как вот тут и было? — Победное эхо Антонины Палны раздавалось на весь подъезд, привлекая все новых и новых наблюдателей. — Ну напиши! Напиши “как угодно”! А мы с товарищами посмотрим!

— Ну хорошо, — Игорь Борисович пожал плечами и написал тусамуюнадпись капитальным шрифтом. Потом он повернулся к другой стенке лифта и написал надпись полуунциалом, а рядышком еще несколько раз: ренессанс-антиквой, русской вязью, Люсидой Санс и Верданой. Потом — на двери лифта — он решил написать тусамуюнадпись новым шрифтом Conqueror Sans, разработанным компанией Леттерхэд, но подумал, что у лифта потом могут возникнуть проблемы с правами на использование шрифта, и быстренько изобразил вместо этого нечто совершенно кудрявое, свежее и авторское. В довершение всего, встав на цыпочки, Игорь Борисович написал тусамуюнадпись по диагонали через весь потолок лифта почерком председателя кооператива Антонины Палны.

Председатель Антонина Пална безмолвствовала. Как, впрочем, и собравшаяся толпа, которая, кроме всего прочего, уже начала издавать довольно специфический запах.

— Пойдемте, — тихо сказал председателю Варварин папа, который живо представил, как завтра в этом лифте он будет ехать с Варварой на ритмику.

Толпа соседей переглянулась и пошла выносить мусор.

“А что, неплохие получились буквы, — довольно подумал Игорь Борисович, когда все разошлись, — только я что-то совсем не заметил, что за надпись-то была?” И он начал вспоминать, но перед глазами были только штрихи, связки, засечки.

Уже через пять минут Игорь Борисович обмакнул кисть в баночку с тушью и принялся писать новые буквы.

Вера Дорофеева

Читайте на Еве.Ру Героиня романа. Вера размышляет о женском воспитании