Уроки детства

Это было несправедливо, но ничего уже нельзя было изменить. И хуже всего, что виноват во всем был не какой-то злой дядька, а моя собственная дырявая башка. И теперь я стоял у автобуса и смотрел, как Кот и Серый грузят туда свои рюкзаки. Им предстояло жить две недели в «Пограничнике» – настоящем палаточном лагере на берегу настоящей реки, в которой, если верить нашему вожатому, даже можно будет купаться.

А я путевку проворонил, и теперь мое место было среди провожающих. Конечно, моя мама подсуетилась и достала мне путевку в пионерлагерь, но могут ли сравниться обычные кирпичные корпуса, огороженные забором, с брезентовыми палатками, а кровати со спальниками? Любой пацан вам ответит, что нет! Наверное поэтому Серый так неловко топтался на месте, а Кот в каком-то отчаянии отводил глаза. Конечно, им будет скучно без меня. Но мне без моих верных друзей – еще скучнее…

* * *

Через три дня родители доставили меня в «мой» лагерь. Асфальтовые дорожки, цветы в клумбах, комфорт и благополучие – тоска зеленая. Половина отряда – пацаны, половина – глупые хихикающие девчонки. В каждой палате по шесть кроватей и, соответственно, по шесть человек. За первые несколько дней познакомился почти со всеми мальчишками. А девчонки все оказались на одно лицо, их запомнить я даже и не пытался.

В принципе, народ в моей палате подобрался хороший, хотя до Сереги и Кота им, конечно, далеко. Те понимают меня с полуслова, одним словом – друзья. А тут так, приятели. Но, в принципе, остаток первой недели после заезда прошел довольно весело.

А в субботу в лагерь потоком хлынули родители с гостинцами. Алику мама привезла блинов с малиной, Женьке досталась корзина огурцов, а также килограмм шоколадных конфет, а мне родители привезли тоже конфет, только карамели и ирисок. После ужина мы расстелили на полу полотенце, выложили на него все наши богатства и устроили себе дополнительный пир. Было весело и главное, вкусно.

В воскресенье поток родителей продолжился. К Алику на этот раз приехала бабушка и привезла ему большой душистый пирог, Витьке от родителей достались «витамины» в виде огурцов и помидоров, а Стасу – тоже всякие разные конфеты и две шоколадки.

После ужина мы всей гурьбой ввалились в палату в предвкушении нового пиршества. Витька и Стас быстро выложили свои дары, но мы все с нетерпением ждали, когда же Алик достанет свой шикарный бабушкин пирог. Алик же минуты на две задумчиво застыл в углу в обнимку со своим сокровищем, а потом повернулся к нам и вдруг тыкнул пальцем в Лешку:

- А ты что уселся? Сам ничего не принес, только жрать за наш счет вздумал?»

Лешка, казалось, потерял дар речи, а Женька спросил:

- Алик, ты чего?

- А чего я? – Алика понесло. – Он, небось, сам слопал все, что ему мамаша привезла, и делиться с нами даже не подумал. Или, может быть, - продолжил он, опять повернувшись к Лешке, – твоя мамаша решила даже и не приезжать? Подумала, что сыночек у нее шустрый, сам себе чего-нибудь урвет?

Вообще, должен сказать, было в Лешке что-то странное. Вроде он всегда был с нами в наших забавах, но как-то без особого энтузиазма. Но вот наглости в нем не было совсем. Ни грамма.

Лешка так ничего не ответил. Бледный, он вскочил на ноги и выбежал за дверь.

- Ага, совестно стало, – удовлетворенно заметил Алик, выкладывая пирог на «стол». – Так-то лучше. Наваливайтесь, угощаю!

Я показал ему кулак и вышел вслед за Лешкой. Конечно, того уже и след простыл, но что-то подсказывало мне, что искать его надо подальше от кишащих детьми площадок и дорожек. Я шел вдоль забора по роще, гордо именуемой лесом местной малышней, и вскоре и правда наткнутся на ссутуленную фигуру.

Не зная, что надо говорить или делать, я замер в пяти метрах от Лешки. Он быстро глянул на меня и сказал:

- Уходи.

Но я тупо продолжал стоять. На языке крутилось что-то вроде «не обращай внимания на Алика, ничего тебе не привезли в этот раз, привезут в другой…», но рот отказывался произносить эти дежурные слова вслух.

Так мы стояли минут десять. Точнее, я стоял, а Лешка сидел на бревне, уставившись куда-то за забор. А потом он как будто прочитал мои мысли и, все так же не оборачиваясь, сказал:

- Не приедет мама. Погибла четыре года тому назад. И отец тоже.

У меня пересохло в горле. Признаться, я до того момента и подумать не мог, что можно жить без мамы. Без папы ладно еще, живут некоторые, но без мамы как? Наверное, со стороны я выглядел, как истукан. Я уже не думал о том, что надо что-то сказать, я просто вообще не мог говорить. Прошло еще минут пять, и Лешка продолжил:

- Никто не приедет. Я с дедом живу. А дед в больнице сейчас. Он обещал, что ему станет лучше….

Я до сих пор помню, как меня поразили эти два слова. Точнее, сколько чувств было в них вложено. В слове «дед» была безграничная любовь, не надо было переспрашивать, чтобы понять, что это самый дорогой человек для Лешки. Мы все привыкли относиться к родителям и прочим родственникам как к чему-то само собой разумеющемуся. Даже я. Многие ли ценят их так же, как Лешка своего деда?..

А в слове «обещал» была безмерная надежда и одновременно обреченность. Что-то серьезное случилось с дедом. Конечно, Лешкин дед, наверное, точно также любит своего внука. И обещал, что ему станет лучше. Но сможет ли выполнить свое обещание? Похоже, даже Лешка в этом сомневался.

Я прислонился к дереву и молча смотрел за забор, куда-то туда же, куда и Лешка. И видел там неизвестного мне деда, который очень сильно любил своего внука, но сейчас лежал в больнице и боролся за свою жизнь. И тогда я очень сильно пожелал, чтобы дед исполнил свое обещание, даже если шансов на это у него практически не было.

Больше Лешка не сказал ни слова. Впрочем, я тоже. Когда начало темнеть, мы молча вернулись в корпус. Алик открыл было рот, но я еще раз показал ему кулак, и он заткнулся. Пирог был съеден, и следа не осталось. На тумбочке у моей кровати лежал подтаявший кусок шоколада, на Лешкиной было пусто. Я выбросил шоколад в окно.

* * *

Через два дня мы с Лешкой сидели вдвоем в палате, когда за ним приехала пожилая полная женщина. Она положила руку ему на плечо и вдруг затряслась мелкой дрожью, и я не сразу сообразил, что она плачет. И тогда я все понял.

А Лешка не плакал. Только стал какой-то бесцветный, как будто попал под дождь и тот смыл с него все краски. Собрав сумку, он подошел ко мне и сказал:

- Это соседка. Всё… Ладно, пока.

И ушел.

Больше я его никогда не видел. И не слышал о нем. Попал он в детдом, или нашлись еще какие-нибудь родственники – я не знаю. Я вырос, женился и, признаться, отрастил пузо. Но никогда не забуду бледного Лешку и то, как хрупок может быть этот мир. И что самое ценное в нем – моя семья, мои родители, мои дети…

фыр

Статья занялa 3-е место в конкурсе «От звонка до звонка» (из серии «Вивальди. Четыре времени года»).