Внезапный конец моего счастливого детства
А где мой папа?
1965 год… 19 мая. Через месяц мне будет пятнадцать. Я только недавно вернулась из Севастополя, куда в числе лучших от нашей школы имени Дзержинского ездила на крейсер «Дзержинский», полная счастливых впечатлений. Вчера мы с папой отправили в Трускавец маму с младшим братом «на воды» и вечером вдвоем нажарили котлет и наварили картошки. Как я расстроилась, когда папа сливал воду с картошки, и она выпала в раковину! Утром мы разбежались: папа в Военную Академию на работу - в этот день у него был важный доклад на Всесоюзной конференции, совпадающий по теме с его будущей кандидатской диссертацией, а я в школу, в восьмой класс. Уходя, я заметила, что к завтраку, который я ему подала, он не притронулся.
В начале третьего урока меня вызвали в коридор и сказали, что папа потерял ключи от квартиры и не может попасть домой. Я побежала к нему - передать ключи (благо мы жили напротив школы). Тогда я еще не ждала лифт - взбегала на третий этаж быстрее него!
- Папа!
Тишина. Звоню в дверь, открывают наши соседи по коммуналке.
- Папа! А где папа?
- У него немножко прихватило сердце, и его положили в медсанчасть на работе.
- Лариса, ты знаешь, как найти тетю и бабушку в пригороде?
- Конечно! Мы часто, особенно летом, к ним ездим!
- Папа просил, чтобы ты кого-то привезла, ведь у тебя экзамены в школе, а за ним, может быть, будет нужен уход.
- Да, я прямо сейчас еду!
- А что сказали, как он?
- Ничего, накололи уколов, лечат.
Уже двенадцатый час ночи, я иду по полю с электрички напрямую, конечно, подзаблудилась, ведь я близорукая, а в темноте вообще плохо вижу. Уже ночью прибегаю к бабушке, она живет с тетей и моими двоюродными сестрами.
Рано утром все собираемся в город. Бабушка берет черный платок…
Если бы я тогда могла понимать то, что бабушка поняла сразу! А что бы я вообще могла изменить? Могла ли я дать моему папе сытое детство, когда моего дедушку, школьного учителя, в 29 году посадили только за то, что он вступился за бедняка, у которого забирали единственную корову в колхоз, обрекая его семерых детей на голодную смерть зимой, и бабушка осталась с тремя детьми на руках (папа, 24 года рождения, был старшим) без средств к существованию?
Или я могла залечить его раны, которые он получил при наступлении под Москвой в 41 году, упав лицом в снег, и чудом спасенный сослуживцем (из боя можно было выйти только раненным или с раненным)?
Мама рассказывала, что еще много лет после войны кожа с его лица слезала и шелушилась зимой.
После ранения папа окончил артиллеристское училище, и его зенитная батарея, которой он командовал, сбила 12 вражеских самолетов, за что он дважды был награжден Орденом Красной Звезды!
Потом была Артиллеристская Академия, золотая медаль и научно-преподавательская работа. Папа написал учебник по вычислительной технике (для закрытого пользования).
Это я все сейчас знаю, а тогда он для меня был просто папа – мягкий, тихий, совсем не военный, интеллигентный, невысокий, недоросший, тихий и непритязательный человек, которому я могла бы рассказать все мои девичьи тайны, и он меня бы понял лучше мамы в сто раз!
Не пришлось… Не рассказала!
Он закончил свой доклад и сказал «прорезюмируем все вышесказанное», упал и умер мгновенно на сцене на этой Всесоюзной конференции.
Вот они - его вкусные котлеты, поджаренные накануне вечером, вот она - его картошка, которую он уронил в раковину, и я его ругала за неловкость!
А где мой папа? Папа, который, глядя на меня худую как скелет (несмотря на прекрасное питание), говорил, что после вкусного обеда по закону Архимеда надо отдохнуть, и я вплоть до поступления на физфак Университета верила, что у Архимеда был такой закон! Папа, который в качестве особой награды разрешал мне, восседая на его груди, выдавливать угорьки на своем носу. Папа, который, выпив в воскресный обед четвертушку, плакал, когда я играла на баяне полонез Огинского, и просил, чтобы, когда он умрет, его хоронили под этот полонез.
Сорок один год! Не дожил! Не дописал книг! Не увидел ни внука, ни внучек, ни троих правнуков!
Месяц я лежала в больнице - была тахикардия на нервной почве, пульс зашкаливало за 200 от звука упавшей на пол ложки, потом выписалась, сдала все выпускные экзамены за восьмой класс и поехала с десятилетним братом работать баянистом в академический пионерский лагерь, чтобы дать возможность маме, которая в 38 лет побрилась наголо( волосы остались на траурном платке), хоть как-то прийти в себя и понять, как жить дальше с профессией «домохозяйка» и растить двоих детей, уже привыкших к обеспеченности. Кроме папы к тому времени у нее не осталось родных, и это потрясение она так и не преодолела, это мы с братом и врачами-психиатрами поняли гораздо позже…
Осенью я пошла в девятый класс и на работу - баянистом.
Внешне я не отличалась от ровесников, была активная, веселая, но детство уже ушло из меня навсегда в то последнее, такое далекое и такое близкое мое последнее лето моего детства, лето 1965 года…
P.S. Своего сына я назвала Михаилом - в честь моего папы, и он это имя достойно несет. Папа, ты не умер! Ты просто отошел куда-то в сторонку ненадолго…
Статья заняла 1-е место в конкурсе «Дети и родители».