Позитивчик

А ещё весна – это пора приходить в себя, пробуждаться, находить новые силы, обновляться, в общем. Этого сначала не замечаешь, но чем старше, тем заметнее. Тем больше нужно обновлять. Меня с некоторых пор мало мучает вопрос «Что делать?» Гораздо интереснее другое: где бы взять ресурсы?

Вечер воскресенья, кафе «Шоколадница» на Октябрьской. Захожу и сразу вижу двух своих подружек, обеих Ленок, за столиком, а вид у них такой, будто каждую переехали катком. Раз по десять, как минимум. Одна вяло потягивает напиток, другая поковыривает мороженое. Впрочем, увидев меня, они сразу расцветают.

Быстренько обмениваемся новостями, смеёмся – заливаемся на всю "Шоколадницу". И вдруг тишина. Смотрим друг на дружку – и понимаем, что всё, приехали. Весёлого-то на самом деле ничего нет. Одна с парнем рассталась – и уже месяца два как продолжает это расставание; другая на трёх, условно говоря, работах пашет; третья поругалась с мужем, и ещё, и ещё, а, вдобавок, университет мы заканчиваем, а перспективы наши мерцают впереди в загадочном тумане, в котором, хи-хи, ничего определённого не видно. Одни пятна Роршаха.

- Настюх, вот как ты себя чувствуешь после госэкзамена? – вопрошает Ленка-первая. Прошло, кстати, недели полторы.
- Как будто меня постирали.
- Ага, вот и я как-то в себя придти не могу.
- И я. Я даже спать нормально начала. И есть. А всё равно не помогает. Состояние какое-то странное, измотанное.
- Ага, я вообще подумала, что вы кого-то хороните, когда зашлa, – испытала я приступ откровенности.

Смеёмся опять. Как-то нездорово это. Выпускники-психологи. Кхе.

- Наськ, - голосом потерявшегося ребёнка говорит Ленка-первая, – я очень люблю Сенечку, но мне тебя не хватает.

Молчи, грусть, молчи, а то я вообще разрыдаюсь, опять же сквозь хихиканье. Сенечка – это мой сын. Я его ещё больше люблю. И Ленки мне тоже не хватает.

- Так вот она я. Можешь излить на меня поток своей нерастраченной нежности хоть прямо сейчас.

Мы с Леной дамы в глубине души нежные, но вот снаружи часто жёсткие. А ещё у нас есть великая ценность: взаимопонимание и дружба. Так что нам-то понятно, что чем больше мы поступаем жёстко или грубо, тем глубже причина задела за живое. А Ленка-вторая просто дама нежная и творческая, даром терпимости и понимания одарённая безмерно.

- Ща изолью!

Обнимаемся все втроём. Никаким телепузикам такое и не снилось. А потом заказываем что-то блинное и вкусное. Едим, обсуждаем, куда бы ещё приткнуться работать, расстраиваемся, смеёмся. И, наконец, расходимся довольные друг дружкой.

Еду в метро, домой, к сыну, и вдруг понимаю, что ПОЛЕГЧАЛО! Живо вспоминаются лица Ленок, усталые, но ироничные и полные решимости. И наши голоса звучат в памяти ярче. «Ну, да, девки, жизнь – сложная штука!» «Никто не говорил, что будет легко». «А что делать-то? Встаёшь с утра, какая бы не была, тащишь себя к зеркалу, умываешься, красишься и улыбаешься. Нельзя по-другому, ведь с детьми же идти работать! Так что улыбаемся и машем!» «Не вешать нос, гардемарины!» «Да ладно, где наша не пропадала! И там пропадала, и тут пропадала, хи-хи-хи… Прорвёмся!»

Когда ты одна, то один твой голос со временем тускнеет, из него исчезает задор и вызов обстоятельствам. Из него исчезает сила духа. Но стоит только встретиться с близкими людьми – и силы появляются. Можно сломать прутик, но нельзя сломать веник – крепкое содружество прутиков. Улыбаюсь.

Вспоминаются счастливые моменты, удивительным образом совпадавшие с весной. Как, например, кто-то из нас, наконец, «отощал» до желанного состояния – мелочь, а приятно. Как я уходила от первого мужа, орала «Cвобода!!!» и размахивала двумя большими тяжёлыми сумками, останавливая машину какого-то «частника». Как мы гуляли по ночам студенческими компаниями. И как промокли под проливным дождём, катаясь на качелях в парке, а потом отмокали в своих ванных комнатах в общежитии, после чего сварили и выпили вкусного глинтвейна, ммм...

А ещё я помню счастливые Ленкины глаза, когда у неё был такой чудесный роман, какого ещё никогда не было. Как она летала, едва касаясь земли. И с каким мужеством она поднималась и шла на работу, на учёбу, ещё по каким-то делам, не останавливаясь, следующей весной, когда он ушёл. Она даже тогда улыбалась. Она находила спасение в работе и людях вокруг себя.

А Ленка-вторая снова стряхивает с себя оцепенение зимы, работая, начиная с новым порывом вдохновенно писать стихи, картины и свою курсовую, а теперь уже диплом. Любовь человеческая друг к другу у нас есть. Другой любви нет. Если она появится, будет просто замечательно, а пока…

Никто не обещал, что будет легко. Прорвёмся.

Я лёгкой бабочкой килограммов эдак в 60 впархиваю в наш маленький коридорчик, быстро переодеваюсь, мою руки и устремляюсь к своему главному позитивчику. Его, конечно, зовут Сенечка, папа уложил его спать, и теперь маленький позитивчик уютно посапывает под мягким жёлтым одеялком в разноцветных слониках.

Мне преступно легче, чем Ленкам. Они нечасто видят его малышовую улыбку, которая поднимает в душе всё хорошее, что в ней только есть, и побуждает становиться ещё лучше. Я просто не имею права иначе, я должна быть быстрее, выше, сильней, работоспособнее, профессиональнее, добрее, честнее, понятнее, веселее, красивее. Сенечкина улыбка, как маячок, освещает дорогу, по которой мы идём, дорогу к нашему обязательно светлому будущему. Поэтому-то меня не мучает вопрос «Что делать?». Мне бы только сил побольше, и мы туда, в светлое будущее, придём.

«Не вешать нос, гардемарины!» Улыбаемся и машем!

мявк

Статья победилa в конкурсе «Весеннее пробуждение. Средство Макропулоса» (из серии «Вивальди. Четыре времени года»).