Феникс

Перед одним из последних уроков я неожиданно поймала на себе оценивающий хулиганский взгляд и услышала что-то вроде «ого, да ты сменила мозги». Я пробурчала что-то нелестное, сочтя это очередной издёвкой над собой, а потом углубилась в решение задачки. Я была белой вороной, которая своей обидчивостью и «инаковостью» всегда вызывает огонь на себя, но к концу школы мне уже было не до обид. У меня была огромная цель – поступить в университет N. А день, который мальчишки из класса посчитали днём смены мозгов, оказался днём, в который у меня не осталось чистой одежды, и я утащила у мамы первую попавшуюся футболку (чёрную, обтягивающую, полупрозрачную) и весьма симпатичные штанишки.

Школьные экзамены пролетели незаметно, как-то быстро и смутно, как бы по обочине. А по главной дороге жизни неслась я на асфальтоукладчике. Неслась к своей заветной цели – поступить, уехать, не возвращаться.

В выпускной вечер я рассчитывала безобразно оторваться. В смысле целый день не готовиться к поступлению и даже немного поспать. Не общаться с мамой, только вручить ей золотую медаль, ради которой мне была проедена большущая плешь, убежать куда-нибудь с парой подружек. Я сама придумала себе платье, и мне сшили его на заказ. Простое такое, до коленок, нарядное только своей золотистой тканью. Я ведь правда считала этот день праздником. Днём окончания десятилетнего бойкота и бесконечной ругани, в частности, за оценки, отличные от пятёрки. Хотя нет, бойкоту было 9 лет. Потому что я сразу пошла во второй класс, и на момент окончания школы мне было пятнадцать.

Золотую медаль я получала на сцене, с зарёванной физиономией, облачённая в бесформенную чёрную хламиду, которую мама посчитала более подходящей для выпускного вечера. Она бегала за мной по школе с этой чёрной тряпкой и требовала её одеть. Стыдобища.

Зато через день я уехала в Москву.
Я наконец-то жила одна. Ну, почти. Моя соседка-студентка редко появлялась в комнате. Денег было мало, но зато я всё планировала сама. Кефир и яблочко в день. Пачечка сигарет. Чай. Книжки. Несколько шапочных знакомств с абитурами (странное дело, от моих проблем в общении не осталось и следа).

Наконец – первый экзамен. Математика. Я всё решила. Я, кажется, не сделала ошибок! Ура! Отмечали первый экзамен. И было весело.
Второй экзамен. Физика. Я уже легла спать – и тут… Стук в дверь. Пара пьянущих студентов, решивших навестить мою соседку, сорвала цепочку с двери и зашла в гости. Пьяный весёлый трёп и никакой реакции на просьбы уйти. В ту пору у меня было ужасно плохо с самозащитой, мне даже не пришло в голову позвать охрану. Вместо этих ребят из комнаты ушла я. Ходила по коридорам, дремала на подоконнике. И не написала ни строчки на экзамене…

Пила с абитурами. Пила с проводниками в поезде на пути обратно. Пила одна. Закурила перед мамой. Заперлась в комнате, рыдала остаток лета и поедала выпрошенный у дедушки «феназепам». Почти не выходила и не ела, писала ужасно депрессивные «смысложизненные» рассказы и собиралась с духом, ибо решила уехать в Чечню и быть снайпером.

Кажется, мама договорилась, чтобы мне засчитали результат весенней олимпиады. А может, что-то ещё. Но в конце августа я, тормозящая от «феназепама» и пугающая людей своим видом, а главное, невидящим взглядом, оказалась в общаге, зачисленная в ряды студентов.

Мне было безумно стыдно, будто бы на мне стояло клеймо. Ведь все они поступили сюда сами. Нормально, а не как я. Но они обустраивались вокруг, довольные мальчишки и девчонки, приехавшие сюда в свою новую, взрослую, самостоятельную жизнь, и клейма не видел никто, кроме меня, хотя я ещё долго носила его с собой. Всё было новым и захватывающе интересным, и мне ничего не оставалось, как встряхнуться и придти в себя меньше, чем за неделю. Ведь я всё-таки наконец-то оказалась одна.

Я наконец-то смогла полностью начать о себе заботиться и жить так, как удобно мне. Научиться готовить – и готовить, что хочу. Ходить, где хочу и с кем хочу. Думать и говорить – свободно. Ругаться. Дружить. Радоваться. Пожалуй, я впервые в жизни начала радоваться, пусть и через выжигающий стыд и вину. В этом огне сгорела маленькая белая ощипанная ворона, которой я была. И родилась какая-то новая птица. И никто больше не давил её радость. Ну а теперь эта радость разрослась пушистым кустом – и будет расти дальше.

мявк

Статья участвует в конкурсе "Вивальди: четыре времени года. Лето. Последнее лето детства".