Превращение
Письма из Непала. Тяга к экзотике
9.11.11 09:59
AD
Письма из Непала. Тяга к экзотике
Давно замечаю, что люди, оказавшиеся в Индонепалии, государстве, несуществующем на политической карте мира, но процветающем в умах здесь побывавших, заболевают болезнью перевоплощения. Подобно тому, как страна эта отсутствует в географических справочниках, так и болезнь эта отсутствует во всех медицинских энциклопедиях. Тем не менее, недугу этому подвержена значительная часть путешественников.
Начинается всё с безобидного увлечения экзотикой. Примерить сари, купить в качестве сувенира чилам, повесить на шею рудракшу, замысловато изрисовать руки и ноги хной, начать ходить босиком, поставить тилаку в межбровье, да мало ли еще способов развлечь себя в отпуске! Мотивы туристов понятны, их естественная нелепость и незнание очевидных вещей простительны.
Не страшно, что блондинкам с кожей нежного цвета слоновьей кости не идут азиатские наряды неумеренно пёстрых расцветок, что пробор на голове красят синдуром только замужние женщины и что накаченные бритые мужички среднего возраста неописуемо смешно и двусмысленно выглядят в радужных юбкоштанах «али-баба». Люди отдыхают, с головой погружаясь в вихрь неведомых красок, запахов, форм и звуков. А бывает, что человеку просто интересно на время примерить к себе другую жизнь, чужие костюмы и традиции. Это еще не болезнь.
Болезнь начинается тогда, когда, будучи не в силах отказаться от экзотичного камуфляжа, человек увозит его с собой, не просто в чемодане как память об Азии, а на себе, и более того - в своем сердце. С окончания отпуска или каникул прошел уже месяц, и два, и три, а человек все никак не может расстаться с яркими дешевыми тряпочками и звенящими побрякушками, заполоняет ими свое жизненное пространство, носит с собой и на себе, даже там, где они совсем не уместны. Помню одну девушку, которая упорно ходила в сари по Москве даже в январе месяце. Но дело не в тряпках. В действительности, жертва Индонепалии не может расстаться с новым образом себя самого, с приятным чувством собственной незаурядности и необыденности жизни.
Все эти перемены, в общем-то, безопасны, если не считать того, что с их помощью человек создает новую иллюзию, не меняя ничего по сути. Мне чрезмерная тяга к экзотике с погружением в таковую кажется признаком глубиной неудовлетворенности собой и проходящей мимо жизнью. Человек жаждет перевоплотиться во что-то прекрасное, яркое и ошеломляющее, прежде всего, ошеломляющее его самого. Он меняет одежды, разрисовывает себя, учит новый язык и даже подражает чужим жестам, складывая руки перед грудью в качестве приветствия, он меняет имя, а в самых тяжелых случаях - полностью рвет со своей прежней жизнью и уезжает, что называется, навсегда. Но гарантирует ли внешняя мимикрия внутреннее преобразование?
Почему люди так упорно не хотят быть собой? Почему человек хочет быть кем-то другим, но не собой? Почему он не доволен собственным именем, которое ему дали любящие родители и в котором столько же духовного смысла, сколько его в именах буддийских и индуистских? Почему он не хочет быть Колей, а быть Дордже согласен?
Новое имя - это еще одно подтверждение факта преображения. Обрести необычно звучащее имя просто, их направо и налево раздают ламы, ринпочи и бабЫ, сложнее - сжиться с ним. У некоторых это получается превосходно, они перестают отзываться на русское имя, даже своих родителей, которым, я думаю, это новшество доставляет уйму переживаний и душевной боли, заставляют обращаться к себе по-новому и меняют паспорт. Так в государстве российском появляются Анулилы Ивановы, Радхи Кузнецовы и Вишвамитры Блиновы.
Родители тоже чудят. Вдруг объявляют своим уже взрослым детям, что отныне к ним надо обращаться только по «духовному» имени, например, говорить Амрита («бессмертие» на санскрите) вместо привычного «мама». В итоге, дети вообще никак не называют своих родителей, на месте имени в их отношениях повисла огромная дыра пустоты. Что же касается молодых родителей, поглощенных процессом трансформации, то в религиозном угаре они дают своим детям странные имена, с которыми тем, между прочим, придется жить. Или, по примеру своих родителей, поменять? А что еще прикажете делать в России с именем Майтрея?
Однако большинство из тех, кто задался целью перевернуть своё существование с ног на голову, так и живут с несколькими именами, раздваиваясь между несхожими мирами и обрывочными жизнями. С миром прошлого связь почти утрачена, а в сказочном мире Востока так и не удалось обосноваться, менталитет другой. Дай бог, чтобы духовные поиски таких людей закончились благополучно и чтобы в результате перевоплощения они не оказались еще более запутавшимися существами, чем были в начале пути.
Если беседу в компании таких перевоплощенцев подслушает обычный человек, чуждый востокомании, он, наверное, подумает, что перед ним душевно нездоровые люди. Одни имена многого стоят: Юля-Аннапурна, Махакала, Тара, Шива, Ананди, Саша-Дава. Что это? Криминальные клички или психиатрические диагнозы?
Недавно в одной из социальных сетей мне пришел запрос на добавление в друзья. Некто по имени Самтен Дролма и с ликом увенчанного короной буддийского божества в качестве аватара предлагает мне дружбу. Что ж, прекрасно, но поскольку никого с таким именем и такой внешностью я лично не знаю, то, естественно, запрос игнорирую. Несколько дней спустя от этого персонажа приходит письмо с нотками обиды: «Майя, почему ты не хочешь со мной дружить? Это же я - Маша!» Действительно, как же это я так, простите, лоханулась, как могла не распознать её в новом облике!
Я не против духовного развития, только у меня есть просьба. Пожалуйста, разберитесь в себе; хотя бы ради того, чтобы облегчить другим жизнь, определитесь, наконец, кто вы: Маша или Самтен Дролма!
Майя Берковская
Давно замечаю, что люди, оказавшиеся в Индонепалии, государстве, несуществующем на политической карте мира, но процветающем в умах здесь побывавших, заболевают болезнью перевоплощения. Подобно тому, как страна эта отсутствует в географических справочниках, так и болезнь эта отсутствует во всех медицинских энциклопедиях. Тем не менее, недугу этому подвержена значительная часть путешественников.
Начинается всё с безобидного увлечения экзотикой. Примерить сари, купить в качестве сувенира чилам, повесить на шею рудракшу, замысловато изрисовать руки и ноги хной, начать ходить босиком, поставить тилаку в межбровье, да мало ли еще способов развлечь себя в отпуске! Мотивы туристов понятны, их естественная нелепость и незнание очевидных вещей простительны.
Не страшно, что блондинкам с кожей нежного цвета слоновьей кости не идут азиатские наряды неумеренно пёстрых расцветок, что пробор на голове красят синдуром только замужние женщины и что накаченные бритые мужички среднего возраста неописуемо смешно и двусмысленно выглядят в радужных юбкоштанах «али-баба». Люди отдыхают, с головой погружаясь в вихрь неведомых красок, запахов, форм и звуков. А бывает, что человеку просто интересно на время примерить к себе другую жизнь, чужие костюмы и традиции. Это еще не болезнь.
Болезнь начинается тогда, когда, будучи не в силах отказаться от экзотичного камуфляжа, человек увозит его с собой, не просто в чемодане как память об Азии, а на себе, и более того - в своем сердце. С окончания отпуска или каникул прошел уже месяц, и два, и три, а человек все никак не может расстаться с яркими дешевыми тряпочками и звенящими побрякушками, заполоняет ими свое жизненное пространство, носит с собой и на себе, даже там, где они совсем не уместны. Помню одну девушку, которая упорно ходила в сари по Москве даже в январе месяце. Но дело не в тряпках. В действительности, жертва Индонепалии не может расстаться с новым образом себя самого, с приятным чувством собственной незаурядности и необыденности жизни.
Все эти перемены, в общем-то, безопасны, если не считать того, что с их помощью человек создает новую иллюзию, не меняя ничего по сути. Мне чрезмерная тяга к экзотике с погружением в таковую кажется признаком глубиной неудовлетворенности собой и проходящей мимо жизнью. Человек жаждет перевоплотиться во что-то прекрасное, яркое и ошеломляющее, прежде всего, ошеломляющее его самого. Он меняет одежды, разрисовывает себя, учит новый язык и даже подражает чужим жестам, складывая руки перед грудью в качестве приветствия, он меняет имя, а в самых тяжелых случаях - полностью рвет со своей прежней жизнью и уезжает, что называется, навсегда. Но гарантирует ли внешняя мимикрия внутреннее преобразование?
Почему люди так упорно не хотят быть собой? Почему человек хочет быть кем-то другим, но не собой? Почему он не доволен собственным именем, которое ему дали любящие родители и в котором столько же духовного смысла, сколько его в именах буддийских и индуистских? Почему он не хочет быть Колей, а быть Дордже согласен?
Новое имя - это еще одно подтверждение факта преображения. Обрести необычно звучащее имя просто, их направо и налево раздают ламы, ринпочи и бабЫ, сложнее - сжиться с ним. У некоторых это получается превосходно, они перестают отзываться на русское имя, даже своих родителей, которым, я думаю, это новшество доставляет уйму переживаний и душевной боли, заставляют обращаться к себе по-новому и меняют паспорт. Так в государстве российском появляются Анулилы Ивановы, Радхи Кузнецовы и Вишвамитры Блиновы.
Родители тоже чудят. Вдруг объявляют своим уже взрослым детям, что отныне к ним надо обращаться только по «духовному» имени, например, говорить Амрита («бессмертие» на санскрите) вместо привычного «мама». В итоге, дети вообще никак не называют своих родителей, на месте имени в их отношениях повисла огромная дыра пустоты. Что же касается молодых родителей, поглощенных процессом трансформации, то в религиозном угаре они дают своим детям странные имена, с которыми тем, между прочим, придется жить. Или, по примеру своих родителей, поменять? А что еще прикажете делать в России с именем Майтрея?
Однако большинство из тех, кто задался целью перевернуть своё существование с ног на голову, так и живут с несколькими именами, раздваиваясь между несхожими мирами и обрывочными жизнями. С миром прошлого связь почти утрачена, а в сказочном мире Востока так и не удалось обосноваться, менталитет другой. Дай бог, чтобы духовные поиски таких людей закончились благополучно и чтобы в результате перевоплощения они не оказались еще более запутавшимися существами, чем были в начале пути.
Если беседу в компании таких перевоплощенцев подслушает обычный человек, чуждый востокомании, он, наверное, подумает, что перед ним душевно нездоровые люди. Одни имена многого стоят: Юля-Аннапурна, Махакала, Тара, Шива, Ананди, Саша-Дава. Что это? Криминальные клички или психиатрические диагнозы?
Недавно в одной из социальных сетей мне пришел запрос на добавление в друзья. Некто по имени Самтен Дролма и с ликом увенчанного короной буддийского божества в качестве аватара предлагает мне дружбу. Что ж, прекрасно, но поскольку никого с таким именем и такой внешностью я лично не знаю, то, естественно, запрос игнорирую. Несколько дней спустя от этого персонажа приходит письмо с нотками обиды: «Майя, почему ты не хочешь со мной дружить? Это же я - Маша!» Действительно, как же это я так, простите, лоханулась, как могла не распознать её в новом облике!
Я не против духовного развития, только у меня есть просьба. Пожалуйста, разберитесь в себе; хотя бы ради того, чтобы облегчить другим жизнь, определитесь, наконец, кто вы: Маша или Самтен Дролма!
Майя Берковская
AD