Все в очередь!

Никто не любит очереди. Это факт, и обсуждать здесь нечего. Нелюбовь к очередям свойственна, пожалуй, всем представителям человеческой расы поголовно, но отдельные образчики Человека Разумного и даже целые группы людей, оказавшись в ситуации, когда надо подождать чего-то в компании себе подобных, способны демонстрировать весьма разнообразные поведенческие шаблоны.

По тому, как люди ведут себя в очередях, я составляю национальные портреты. Увлекательно и, как правило, безошибочно.

Непальцы стоят в очереди совсем не так, как мы, дети западной цивилизации. Зачастую они напрочь игнорируют очередь. Сначала я сочла такое поведение за хамство, направленное лично ко мне, но вскоре сообразила, что просто так принято, что такова местная культура очереди или, если говорить точнее, культура отсутствия очереди.

Столкновение культур, к сожалению, чаще всего приобретает уродливые формы, как минимум - неприятные, как максимум - опасные, поскольку за недостатком взаимопонимания перерождается в ненависть, что всегда печально. Я пробовала размышлять над тем, почему же непальцы так себя ведут. Феномен очереди основывается на признании за другими людьми, пришедшими раньше тебя, права быть первыми и в целом на уважении другой личности. Так кажется мне. Но чужая душа - потемки, и что думает о личности и уважении к ней непалец и думает ли вообще - догадаться невозможно. Можно только наблюдать за его поступками.

Например, покупаю я овощи в лавке. Продавец флегматично взвешивает кабачки. К прилавку подбегает непалец и, совершенно игнорируя мое присутствие и занятость продавца, выкрикивает: «А ну-ка, братец, дай мне луку килограммчик!» И бойко протягивает замызганную купюру. Как будто я пустое место и меня тут вообще не стояло. Самое обидное, что продавцы охотно реагируют и, бросив одного покупателя, начинают обслуживать следующего. Но на этом все не заканчивается. Откуда ни возьмись, к прилавку протискивается непальская тетя - и всё повторяется вновь. Только теперь пустым местом оказываюсь не только я, но и непалец. В итоге, продавец путается, но всё же старается обслужить всех сразу, процесс затягивается до бесконечности для всех участников, а всё потому, что каждый хочет быть первым и не умеет уступать, даже не думает, что такое возможно.

Такова непальская очередь в своих минимальных и наипростейших масштабах. Если же набирается человек 10-15, например перед автобусной кассой или на раздаче бесплатной еды, то о порядке и речи быть не может. Ничего общего с очередью эта неуправляемая голосящая толчея не имеет. И попав в её гущу, европеец обречен остаться ни с чем: он ошеломлен, не верит в происходящее и, к тому же, слишком уважает себя, чтобы, уподобившись окружающим его людям, пробивать себе дорогу локтями.

Иногда непальцев удается организовать. Для этого, обычно в государственных учреждениях, устанавливают прочные узкие ограждения, внутри которых можно выстраиваться друг за другом только по одному. Как в тюрьме. Но даже такие очереди, в одну стройную линию, отличаются от наших очередей. Прежде всего - плотностью. Совершенно незнакомые люди становятся друг к другу так близко, что между ними не проскользнет даже худой мышонок, не то что человек. Они плотно прижимаются друг к другу, обнимают стоящих впереди за плечи и талии, чтобы никто не втиснулся. Ведь если между людьми в очереди обнаружится хотя бы минимальное пространство, не занятое человеческим телом, в него обязательно кто-нибудь влезет, даже если кажется, что это противоречит законам физики. По этой причине в Непале и Индии очереди бывают мужские и женские.

Для меня такие очереди столь же неприятны, как и бессмысленные давки. Я не хочу ни к кому прижиматься и не хочу, чтобы кто-то прижимался ко мне, даже если это женская очередь. Как и большинство западных людей, я болезненно реагирую на бестактное вторжение в мое личное пространство. У местных же такого понятия как неприкосновенное личное пространство, похоже, не существует вовсе. С одной стороны, это качество можно считать положительным, ведь оно говорит о внутренней открытости ко всем людям, но с другой стороны - им невдомек, что другим людям такое панибратство причиняет душевный дискомфорт.

Объяснять бессмысленно. Втолковывать, что нехорошо влезать передо мной, потому что я тоже здесь стою и жду, как и все. Уговаривать, чтобы пошли в конец очереди, потому что это справедливо. Растолковывать, что я стою перед туалетом не ради удовольствия, а по той же причине, по которой эта непалка пришла сюда сама, и потому не надо пролезать мимо меня вдоль стенки и обнимать дверь туалетной кабинки так, чтобы её, почтенную женщину, уже никто не мог от этой грязной двери оторвать. Без толку. Они глупо, придурковато улыбаются и делают вид, что не знают ни одного английского слова, а сами протискиваются и протискиваются вперед.

Однако в умении стоять в очередях всех «превзошли» тибетцы. Особенно это касается очередей религиозных, которые можно наблюдать в храмах и монастырях, когда какой-нибудь важный лама раздает благословения. Тибетцы считают себя чрезвычайно религиозной нацией и потому, когда после долгой пуджи, доходит дело до раздачи благословленных шнурочков или наложения священных атрибутов, например статуй или текстов, на головы верующих, всё свое рвение и недюжинное упорство они посвящают тому, чтобы оказаться у трона ламы первыми.

Каждый рвется быть первым, как бы стараясь сказать тем самым: раз я первый, значит больше предан ламе и лучше практикую учение Будды. Если на религиозной церемонии в храме собралась пара сотен таких ретивых верующих, лучше уносить ноги до того, как начнется раздача мифических «слонов». Иногда толпа приходит в такое неистовство, что становится опасной в прямом смысле слова. Она может не только покалечить и затоптать слабого, но в порыве религиозного экстаза снести трон вместе с восседающим на нем ламой. Даже он не способен в такие минуты урезонить своих последователей, которым до этого долго втолковывал, что такое мудрость, любовь и сострадание к ближнему. Они слушали и всё поняли по-своему.

Такое вот понимание этих вечных истин, которое каждый раз демонстрируют тибетцы, мы и называем «тибетской очередью».

Майя Берковская