Быль о царевне Несмеяне

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь Еремей. Красив был этот царь, богат и умен. В общем, наследственность у него была – что надо. Да и жена его, Марфа, отличалась нравом добрым и лицом пригожим. И все бы хорошо, только вот дочурка у царственной четы не задалась…

Как родилась царевна, как глазки свои голубые распахнула, так начала смеяться. Поначалу родители радовались – вон, какая дочка у нас веселая растет. А потом призадумались... Что ни скажешь, что ни покажешь – все ей смешно. Неурожай на полях – хохочет; волки овец пожрали – заливается; царице на ногу томик энциклопедии рухнул – так вообще не остановить.

И ладно бы глупая была – так ведь нет. Арифметику разумеет, географию назубок знает, даже лягушку препарировать горазда. А вот по части тонких чувств – как дитя малое. И любовь ей смешна, и горе – в радость. Вот за такой-то нрав и прозвали люди царевну Смеяной...

Пока юна была Смеяна, терпели царь с царицей ее слабость. А как подросла да заневестилась – за голову схватились. Кто ж ее такую замуж-то возьмет? Засидится дочка в девках, и кому тогда царство достанется? Беда!

И стали родители думать, как вылечить кровиночку свою. Лекарей наприглашали – аж целый тронный зал. Первым взялся за обследование личный царский лекарь. Постучал он царевне по коленке, помял живот и вздохнул:

- Простите, Ваше царское Величество! Но царевна Смеяна совершенно здорова. От чего прикажете лечить ее?
- Как так – здорова? – опешил Еремей, – а чего ж она тогда хохочет-то?
- Темперамент бурный, Ваше Величество! – скромно склонился лекарь.
- Я те покажу «темперамент», – озлился царь, – а ну, палач, казни-ка его, чтобы другим неповадно было!

По счастью, успел царский лекарь затеряться в тронном зале. А палач искать его поленился. «Ничего» – думает, – «вон их сколько, намахаюсь еще топором-то».

Вслед за местным лекарем вошел к царевне в опочивальню австрияк – большой любитель нервных болезней. Долго беседовал он с царевной, хохот ее девичий слушал, бородой покачивал, да губами причмокивал.

- Что ж, – говорит, – корень бед зарыт в глубине Смеяниной души. А добыть его оттуда может лишь любовный контакт.
- Это какой такой контакт? – вспетушился Еремей, – ты говори, да не заговаривайся! Чай, на русской земле сидим, а не в Холландии какой! У нас тут все по строгости!
- Ну, как знаете, – пожал плечами австрияк, – а то могу предложить себя в качестве лечебного воздействия.

Вспылил было Еремей, да вспомнил про свои напряженные отношения с Австрийским двором и губу-то закусил. Честь по чести заплатил австрияку, да аккуратно выслал его на родину. Палач и размяться-то даже не успел.

Третьим посетил Смеяну восточный лекарь. Втащил он за собой целый сундук каких-то травок, и пошел по опочивальне нерусский пряный дух. Царевна пару раз вдохнула и ну хохотать. Аж до икоты. Марфа с Еремеем ногами застучали, а лекарь поклонился им в пояс и молвил:

- Не серчайте, особы царственные. Ножками не бейте, а послушайте старика заморского. Говорят мне мои травки, что не вылечат Смеяну руки человеческие. Гоните вы этих шарлатанов из тронного зала, да ищите помощи у сил волшебных, всемогущих.

Сказал – да и исчез, только дымок сизый по опочивальне пролетел.

Берендей с Марфой пошушукались, да и услали дорогих гостей куда подальше. А палач топором им вслед погрозил и тоже домой отправился, не солоно хлебавши.

В ближайшее новолуние втолкал Еремей царевну на самый высокий холм. Усадил на травку и велел ждать. Смеяна хихикала тихонько, а царь звучным басом выговаривал:

- Спустись-ка ко мне, Месяц Месяцович, друг сердечный! Просьба у меня к тебе есть! Уважь старика, спустись!

Почернело вдруг небо, а холм ярким светом озарился. То молодой Месяц Месяцович внял Еремеевым мольбам и спустился-таки на землю. Смеяна, его увидав, примолкла сначала – уж больно Месяц хорош был собой – а потом расхохоталась, негодница. Обиделся Месяц Месяцович и спиной к царю с царевной повернулся. Тут Еремей залебезил:

- Друг мой, уж не серчай, прошу тебя! Не над тобой моя дочка смеется, а сама по себе. Затем и пришел я сюда: помоги ты этот смех проклятый остановить.

Смягчился Месяц, к царю оборотился и с грустной улыбкой молвил:

- Помню я, Еремей, как помог ты мне однажды... И век еще не забуду. Но дочку твою вылечить – не в моих силах.
- Да неужто такое страшное колдовство на ней? – прослезился царь.
- Хуже, Еремей... Вообще никакого колдовства на ней не вижу...
- Так что же мне делать, брат Месяц?
- Ищи ответа у других. А мне на небо пора.

И... снова на небе месяц засиял. А Еремей с хохочущей Смеяной отправились домой.

В другой раз повел царь дочь свою непутевую в чащу лесную. И не куда-нибудь, а к самой Бабе Яге, Костяной Ноге. Подошли они к избушке, и сказал Еремей слова заветные про зад и перед. Заскрипела избушка, заохала, да и повернулась, как надо. И вышла на крыльцо старая страшная Яга с закрытыми глазами.

- Так-так... Давно тут русским духом не пахло! Чую, двое пришли – старый дед, да девица на выданье...
- Ты глаза-то открой, Ягинюшка, – ласково пропел царь.
- Ого, да ты ли это, Еремей? – встрепенулась Яга и глаза свои бесцветные распахнула, – а это кто ж с тобой? Подарочек мне на сладкое привел, как встарь?
- Тише ты, тише, старая, дочку мне перепугаешь!
- Напугаешь ее, ага! Вон, как зубы-то скалит!
- В том и дело, Ягинюшка! Скалит и скалит! Помоги по старой дружбе, а?

Призадумалась Яга. Потом поманила Смеяну костлявым пальцем в избушку. Смеяна улыбнулась лучезарно и проворно впорхнула в душную темноту.

А Яга растопила печь, взяла крепкую лопату и подставила Смеяне:

- Ну, садись, внучка! Готовить тебя буду.
- Как – готовить? – опешил Еремей.
- А вот так! С Маслом! – фыркнула Ягинишна и начала двигать лопату с царевной к печке.
- Не пущу! – закричал Еремей не своим голосом.
- Нет, пустишь, – вторила ему Яга.

А царевна сидела себе на лопате, да в носу ковыряла. И такими смешными ей показались дерущиеся старички, что начала она хохотать. И пальцем еще на них показывала.

- Ты что, Яга, с ума сошла? – спросил Еремей, рассматривая вырванный седой клок.
- С тобой сойдешь, – тяжело дыша, отозвалась Яга, – я ж это... хотела напугать ее немножко... это ж лечение такое.
- А-а-а! – Еремей тяжело опустился на скамью, – ладно, прощаю. Только толку от твоего лечения что-то не видно.
- Да я, знаешь, тоже не всесильная. Всё, уйдите от меня, утомили, негодники.

И снова отправился Еремей со своей Смеяной хохочущей во дворец.

Год прошел, и другой, а улучшений в здоровье Смеяны так и не случилось. И решила тогда Марфа к последнему средству прибегнуть.

- Соберем, – говорит, – крепких молодцов со всего царства и поручим им это дело. Молодцы – они смекалистые, да и до царевн охочие. Авось, кто и справится с делом.

Согласился с женой Еремей и издал указ: «Повелеваю дочери своей, Смеяне, выйти замуж за того, кто избавит ее от страшного недуга».

И снова наполнился тронный зал народом. Только теперь не лекари там собрались, а разных мастей красавцы молодые. Был среди них и Иван по прозвищу Дурак. Долгие годы нес Иван-Дурак службу царскую в иноземном крае. И лишь недавно домой воротился. А потому не знал он, что за недуг такой у царевны. Но на всякий случай тоже во дворец явился.

Вышел к женихам министр и начал все подробно объяснять. А Иван-Дурак на муху засмотрелся и всё прослушал. Только послышалось ему, будто царевна грустна не в меру, и ее рассмешить надобно. «Ну, – думает Иван, – рассмешить мы можем. Анекдотец какой расскажем али гопака спляшем». И, дождавшись своей очереди, смело вошел в царевнину опочивальню.

Даже не вошел, а ворвался. И как начал руками-ногами размахивать, да песенки мужицкие распевать. Смеяна сначала удивилась, а потом ну смеяться. Сел Иван-Дурак на пол, глазами заморгал. Не думал он, что так легко все получится.

- Всё, царевна, – молвил он, – быть тебе моей женой!
- Ага, как же! – еще пуще развеселилась Смеяна.
- Мне твой папаша обещал, – обиделся Иван, – вот те крест!

А, надобно сказать, Еремей в то время отлучился на минутку и при сём конфузе не присутствовал. И некому было Ивану намекнуть, что ошибся он, родимый. А Смеяна послушная была: раз сказал отец – значит, не перечь. Сошла она с трона и к Ивану приблизилась. Но, сказать по чести, не смеялась уже.

Оказался Иван вблизи ростом мал, глазами блёкл, волосами грязен. Рассмотрела его Смеяна получше, да и заревела. А тут и Еремей с Марфой подоспели. Радуются, Ивану-Дураку в ножки кланяются, зятьком любезным его величают.

С тех пор перестала Смеяна смеяться. Даже на свадьбе своей ни разочка не улыбнулась. А уж как узнала, что муж хочет ее в деревню свою увезти, так и вовсе закручинилась. Но делать нечего. Собрала свои учебники по арифметике, да в повозку погрузилась.

Деревня у Ивана-Дурака небольшая была и очень уж бедная. Белого хлеба отродясь не ели. Про перины да пуховики и слыхом не слыхивали. Только работали целый день в поле на богатого помещика.

И стала Смеяна там хиреть. Все ее в деревне возмущало – и полати черные, и ухваты тяжелые, и даже печка-кормилица. В поле она работать не могла, веретена не знала, скотину пасти боялась. Сидела целыми днями, ревела, да на оконцах углем короны царские рисовала.

А Иван, хоть и Дурак был, а мужик-то веселый. Иную жену ему хотелось – чтоб в поле пела, в лесу свистела, а по праздникам чтоб хороводы водила. Потерпел он годок-другой, да и вернул Смеяну обратно во дворец.

- Не хочу, – говорит, – твое Величество, с такой жить! Скучно мне, другую жену искать буду! А ты, царь, подумай, как вылечить дочь от злой тоски. Не то вообще без наследника останешься!

И дверью дворцовой хлопнул...

... Было то или не было – не нам судить. Да только ходит по русской земле сказка о Царевне Несмеяне. Каждый ее на свой лад рассказывает, да соврать не боится.

snii

Статья участвует в конкурсе " Там, на неведомых дорожках"