Происки космического менеджера
Вера извлекает урок
Я думаю, что для каждого из нас в космической канцелярии предусмотрен специальный менеджер. Как в страховой компании. Ты можешь даже не знать, как его зовут, но он есть, а ты у него числишься в списке под номером 2376. Космический менеджер — это тот, кто в рабочем порядке регулярно проверяет, как там у тебя дела, и отвечает за то, чтобы в день, когда твоему бутерброду полагается упасть, ты не забыл намазать его маслом. Мне бы хотелось думать, что мой космический менеджер — это приятный молодой человек, или толстая, лоснящаяся от космических орехов, белка с накрашенными глазами. Но нет. Все говорит о том, что мне, не знаю уж за какие мои заслуги перед космосом, достался человек известный, а именно: Иван Андреевич Крылов, баснописец. Потому что никто другой не будет так остервенело выводить для меня мораль из всякого случайно брошенного мною слова, всякого поворота головы, любого действия или намерения.
Что сделала бы нормальная белка, получив, к примеру, космический сигнал с планеты Земля о том, что Дорофеева купила летнее платье? Ну конечно! Ничего. Спокойно продолжила бы красить глаза. Позвольте поинтересоваться, что же делает наш баснописец? А баснописец, как ненормальный, несется в департамент погодных условий, расталкивает там всех своим пузом, давит авторитетом и требует, чтобы назавтра случился снег.
— Мне требуема сейчас же наглядная недвусмысленная мораль! — грохочет он, — Мне дела нет до того, какой сейчас месяц! Бюрократы! Мне что, звонить Чайковскому?! В отдел времен года? Хорошо, я и позвоню!
И звонит сразу:
— Петр Ильич, голубчик, посодействуйте, мне никак снега не удается выпросить у этих злодеев! ... Понимаю, июнь... Понимаю, милейший! Но ведь мораль! Мораль! Уж вы поговорите с ними, им же самим проще назавтра дать снегу, чем ваши молодцы будут месяцы года переставлять местами... Это же изменение конституции, как-никак... Спасибо, дорогой мой! Я знал, что на вас можно положиться!
И вот, все забегали, засуетились — еще бы, сам Крылов позвонил самому Чайковскому! — и в июне на неделю зарядил снег, потому что Дорофеева купила летнее платье. Мораль разве что не выведена усердным космическим пальцем на боку грязной моей машины: нечего было вчера днем вместо работы идти покупать платье, не успев из-за этого дописать техническое задание. Вот и на тебе: и техзадание не готово вовремя, и платья не надеть.
Или вот, например, Дорофеева в кучу собирала свои мозги и решила поработать. Она собирала мозги неделю, но никак не могла. Нашла кучу интересных занятий — от генеральной уборки до выпекания кексов. Страдала, но не работала. Даже ребенка дважды (!) сама, без помощи няни (!), отвела на английский язык, чего отродясь не делала. Потом решила: все. Баста. Берусь за ум. Завтра встаю в 8:00. Ребенка в сад. В 8:30 пью с сестрой кофе. С 9:00 до 10:00 катаюсь на велосипеде, дышу воздухом, набираюсь энергии для полноценного трудового дня. В 10:30 сажусь и пишу бессмертное произведение.
От такого моего приступа сознательности Иван Андреич подавился устрицей, и уже собрался было снова умереть, но потом вспомнил, что ему дальше умирать некуда, и не стал. Он очень разволновался. Еще бы! Ведь он неделю готовил мне перфоманс, должный продемонстрировать кару, которая постигает бездельников и лентяев. Я думаю, что макет книжки «Жизнь и удивительные приключения прекрасной собаки Гортензии» авторства Не Меня, был уже к тому времени сверстан и отправлен в типографию на печать. Но, понятно, что раз я твердо решила взяться за ум, то мораль такая неуместна. Внезапно уничтожить макет книги теперь гораздо проще, чем раньше. Неожиданные поломки офисной и оргтехники — обычное дело, особенно, если типографию случайно затопило и, в то же время, она получила крупный правительственный заказ. В общем, Илья Андреевич дело замял, но душа баснописца томилась и требовала все равно морали. Поэтому он велел слуге сложить оставшихся устриц в пакетик, накинул по-быстрому сюртук, и уже через несколько минут сидел на крыше кинотеатра “Байкал” и следил за мной в подзорную трубу, выискивая только повод преподать мне урок. Мне во благо, конечно.
В 8:00 мы с Легой пошли в детский сад, а баснописец Крылов съел парочку устриц и спустился в ларек за кока-колой.
В 8:30 я сидела с сестрой в кофейне и пила кофе. Илья Андреич так надеялся, что я пойду после этого спать, как я делала это обычно! Возможно, он, старый хитрец, даже звонил кому-то на предмет подсыпать мне сонного порошка. Но это было бы слишком заметно.
В 9:15 мы с сестрой с опозданием вернулись ко мне домой за велосипедами (мы пили кофе дольше, чем собирались) и еще полчаса подкручивали их и накачивали колеса. Илья Андреич ухмылялся и уже сочинял мораль о том, что, даже обещая что-то самому себе, человек не должен нарушать своих обещаний.
В 9:45 мы стояли у подъезда с велосипедами, выбирая маршрут поездки. Какие погоды стояли! Какие погоды!
В 9:55 я и велосипед представляли собой нечто общее, валяющееся на асфальте кучей, а над нами летал хоровод разноцветных Чебурашек. Сестра Анька расплывалась где-то очень далеко наверху, она наклонилась к нам, Чебурашки, стрекоча, как цикады, разлетелись в разные стороны (хотя, наверное, это стрекотало вращающееся велосипедное колесо), а Анька уточнила, жива ли я и какие у меня дальнейшие планы.
Нет, ну каков тип - этот Илья Андреич! Он подловил меня на сокровенном — на металлической трубе. Эти толстые, не обхватить руками, трубы — моя слабость. Как только вижу такую, а еще, если она обмотана стекловатой, а поверх стекловаты — алюминиевые листы, прикрученные к трубе толстой металлической проволокой — все, конец, горошины погибли. Сразу же вспоминаю, как мы в Архангельске в детстве бегали по этим трубам. Ты был крут, если умел прыгать и попадать на такую трубу с высокого гаража. Ты мог прыгать и не попадать, но промазав мимо трубы, ты с хорошим ускорением летел прямо на асфальт с высоты примерно двух метров. В наших глазах ты не становился менее крут, но физически у тебя были все шансы оказаться всмятку. Если же ты отказывался прыгать, мы не понимали, о чем с тобой разговаривать. Хотя, возможно, ты умел стоя сделать «солнышко» на качелях, а потом спрыгнуть с них как можно дальше и чуть вправо. Нет! Ну, конечно, ты мог прыгать прямо — прямо у тебя был шанс приземлиться в песок, а не на траву — что мягче. Но, кроме песка, прямо по курсу рос большой тополь и, если ты все-таки долетал до него...
Ну, да я замечталась. В тот день, я была уверена, что без труда перескочу деревянный мостик для пешеходов, устроенный над большой трубой, которую строители вывели из-под земли и расположили (ну а где же еще?) поперек бульвара. Но я не перескочила, а, докатившись до наивысшей точки мостика, где нужно было бы начать свое движение вперед и вниз, я почему-то покатилась назад. Сначала я покатилась назад, потом полетела назад, затем приземлилась на зад, сверху прилетел велосипед, и потом прилетели Чебурашки.
Думы о «поработать сегодня» разбились в пух и прах. Не потому что я не могла сидеть за компьютером. Хотя я действительно никак не могла сидеть, а могла только лежать, и то на боку. А потому что — это уже становится доброй традицией — стукнувшись пятой точкой опоры, я сотрясла себе мозг. Так что до самого вечера мир представал мне в виде бесформенных черных пятен, поясница болела, психика была подорвана угрозой срочного посещения травмпункта и последующего хождения в гипсовых трусах (а как лечат перелом копчика? Как-то по-другому?) Подавленность от того, что все мои приготовления к «поработать именно сегодня» закончились таким вот хэппенингом, усугублялась еще и тем, что все, кого я домогалась в тот день по телефону (потому что это было единственное доступное мне развлечение), в один голос трубили: «Дорофеева! Ну ты даешь! Ну это же надо так не хотеть работать!» К вечеру я постепенно прозрела. В прямом смысле — я могла уже вполне стабильно видеть кружку чая. В переносном — я увидела мораль.
Она заключалась, безусловно, в том, что если уж ты, такой умный, решил перескочить на велосипеде трубу, обмотанную стекловатой, так ты этим и занимайся, а не размышляй в этот момент о том, «не объехать ли мне эту трубу справа, как это сделала Анька». Так ведь, Иван Андреич? А про работу я, Иван Андреич, никакой морали не увидела, так и знайте!
Читайте на Еве.Ру: “Любовь к буквам. Вера рассказывает сказку”
“Героиня романа. Вера размышляет о женском воспитании”
Ева.Ру, форум “Образование и работа”