Мария Башкирцева: «Если бы я была королевой, народ обожал бы меня»

Ей даровал Бог слишком много!
И слишком мало — отпустил.
О, звездная ее дорога!
Лишь на холсты хватило сил…

Ей даровал Господь так много!
А Жизнь — крупинками считал.
О, звездная ее дорога!
И Смерть — признания пьедестал!

(М. Цветаева)



Она боялась забвения, ведь чуть ли не с рождения была убеждена в собственной уникальности и неповторимости. Ее работы восхищали императорскую семью в России и, говоря словами ее современников, будь она мужчиной, могла бы достичь огромных высот. Речь, конечно, о Марии Башкирцевой, которую в семье звали ласково Мусей.

Башкирцева — художница, которая в конце XIX века могла бы считаться самой знаменитой «русской в Париже». При жизни Мария была известна как живописец, первая красавица и острая на язык феминистка. А после ранней смерти — приобрела славу и как литератор, чьи дневники были переведены на множество языков мира. Она боялась, что имя ее будет забыто и стерто из памяти людей навсегда, однако смогла разжечь любовь в скучающем Ги де Мопассане и подарить вдохновение множеству современников и потомков. Но обо всем по-порядку.

Мария родилась в семье зажиточного полтавского дворянина и его жены — наполовину француженки. Родители девочки любили друг друга, но после рождения младшего брата Башкирцевой развелись. Причиной стала мнимая измена отца семейства жене. Однако судя по дальнейшему развитию событий, семья Марии со стороны ее матери не чуралась авантюр и даже была замешана в убийстве ради богатого наследства. Из-за скандала вскоре они покинули Россию и увезли детей во Францию. От Ниццы и Неаполя до Парижа и Баден-Бадена — семья кочевала многие годы, наслаждаясь безбедной жизнью.

Отец однако попытался вернуть себе дочь и сына, выкрав их у экс-жены и вернув вскоре после получения угроз со стороны тещи. В итоге, младший брат Марии остался жить с папой, в то время как сама она вернулась под крыло матери.

С раннего возраста Муся не отличалась ни скромностью, ни покладистостью. Она активно вела дневники, в которых нередко встречалось самолюбование. Девочка купалась в любви и внимании близких и с детства считала себя особенной. Вот лишь малая часть ее цитат из ранних дневников:

«Мы проводим день в восхищениях мною. Мама восхищается мной, княгиня Ж. восхищается мной»

«Если бы я была королевой, народ обожал бы меня»

«Сегодня вечером после ванны я сделалась вдруг такой хорошенькой, что провела двадцать минут, глядя на себя в зеркало. Я уверена, что, если бы меня сегодня видели, я бы имела большой успех: цвет лица совершенно ослепительный и притом такой тонкий, нежный; чуть-чуть розоватые щеки; яркими и резкими оставались только губы да глаза с бровями…»

«Я занимаюсь латынью с февраля этого года; теперь июль. В пять месяцев я сделала, по словам Брюне, столько, сколько проходят в лицее за три года. Это поразительно!»

«Какой ваш девиз?» — спросил он. «Ничего — прежде меня, ничего — после меня, ничего — кроме меня»

В те годы Мария мечтала о карьере певицы. Данные у нее, судя по всему, были очень даже неплохие. Однако реализовать эту мечту Башкирцева так и не смогла — здоровье подвело.

«Мне тринадцать лет; если я буду терять время, что же из меня выйдет!», — писала Башкирцева. Спустя всего три года она серьезно заболела. Врачи диагностировали у Марии смертельную болезнь — чахотку (туберкулез). Тут же сорвалось несколько выгодных браков. Сожалела ли о них юная особа? Едва ли. Муся была увлечена феминизмом, мечтала о славе и твердо вознамерилась оставить след в истории, взяв от жизни все, что только успеет.

В 1877 году она решила стать профессиональной художницей и поступила в единственное учебное заведение в Париже, где женщин учили рисовать, — Академию Жюлиана. По 8–10 часов Башкирцева проводила в студии, оттачивала мастерство и подчас ругала себя. в это время ее тщеславие будто испарилось и уступило место мукам души творческого человека. Юная художница писала:

«Все, что я сделала за эту неделю, так гадко, что я сама ничего не понимаю»

«Достаточно уже одного того, что мне приходится столько бороться со своим невежеством и неспособностью к работе!»

«Моя картина, выставленная в Салоне, не представляет особого интереса. Я ее сделала — так, за неимением ничего лучшего и за недостатком времени…»

«Не думаю, чтобы кто-нибудь из них в меня влюбился — во мне нет ничего, что могло бы им понравиться: я среднего роста, пропорционально сложена, не очень белокура; у меня серые глаза, грудь не очень развита, и талия не слишком тоненькая… что до душевных качеств, то, без излишней гордости, я полагаю, что я настолько выше их, что они не оценят меня. Как светская женщина я едва ли привлекательнее многих женщин их круга»

«Я прихожу в совершенное отчаяние от всего, что делаю; каждый раз, как только вещь окончена, я готова все начать сначала, я нахожу, что все это никуда не годится, потому что сравниваю всегда с тем, чем это должно было быть по моему мнению. Вообще, в глубине души, я неважного мнения о себе как о художнице <…> Да вот как я выражусь: я не думаю, что я гениальна, но надеюсь, что люди вообразят меня гением»

Впрочем, невзирая на самокритику менее, чем через год работу Башкирцевой наградили золотой медалью во время студенческой выставки. Помимо живописи Мария увлекается скульптурой и твердит, что как только глаза ее потеряют остроту зрения, она будет творить не кистью, а руками. Мария отчаянно торопится жить, оставить след, прославиться. Она постоянно за работой, восхищая окружающих целеустремленностью и выдержкой.

Не смея допускать даже мысли о замужестве, Башкирцева полностью фокусируется на работе. «Ну и прекрасно, сударыня, чего же лучше, и занимайтесь себе своим искусством», — советует она себе на страницах дневника. Но у судьбы были свои планы на сердце молодой барышни.

Наверно, сегодня сложно было бы найти человека, который хоть раз не закрутил роман через социальные сети. Или не попытался написать кумиру сообщение. Рискнула и Муся. Напомним, было это в конце XIX века и могло бы считаться довольно смелым поступком.

Тогда девушка была увлечена творчеством Ги де Мопассана и за полгода до смерти решилась написать ему. Он в то время тоже тяжело болел — сифилисом. Как знать, может быть, именно тяжелые болезни наложили отпечаток на их переписку — местами весьма желчную и печальную. Что это было со стороны Башкирцевой — попытка начать роман или невинное кокетство — никто никогда не узнает. Более того, об этом эпистолярном романе едва ли вообще что-то стало бы известно, если бы письма не были опубликованы.

Мопассан: «Какие духи Вы предпочитаете? Вы гурманка? Какой формы Ваше ухо?»

Башкирцева: «Каким ароматом я благоухаю? Ароматом добродетели. Вульгарных благоуханий, иначе говоря, духов, я не признаю»

Мопассан: «Не спрашиваю Вас, замужем ли Вы. Если да, Вы ответите мне нет. Если нет, ответите да»

Башкирцева: «Если бы я была замужем, разве осмелилась бы я читать Ваши ужасные книги?»

До сих пор можно лишь гадать встретился ли писатель с художницей, которой удалось так сильно его заинтересовать, что он неустанно отвечал на ее письма полные ироничных замечаний, насмешек и кокетства. Она сразу заявила, что не желает личной встречи со своим кумиром и даже не представляет, как он выглядит. В то время как 33-летний француз был хорош собой, одарен и обеспечен. Он был уже знаменит и любим в родной стране. О нем говорили и за границей. И все же он ответил на письмо угасающей Марии, а узнав о ее смерти примчался на могилу.

Мопассан тогда сказал: «Это была единственная роза в моей жизни, чей путь я усыпал бы розами, зная, что он будет так ярок и так короток».

Об их романе в 1938 году сняли итало-австрийский фильм. Нам же остается лишь сожалеть, что девушка сумевшая пробудить страсть в крупнейшем французском новеллисте и вынудить его попеременно злиться, восхищаться, осыпать ее вопросами и тут же пытаться уколоть, угасла не дожив всего месяц до своего 26-летия.