— У меня очень хороший был арт-директор Наташа. Уже должны были быть съемки, чуть ли не 5-6 дней оставалось до первого съемочного дня, а Джамшута-то нету. И, насколько мне говорили, спасибо был кастинг и пробовались на эту роль многие мне известные мои друзья, — нет и все. А потом мне позвонила она и говорит: давай поезжай, проспект Мира. И, когда я зашел, Гарик Мартиросян так посмотрел: «Вот, Джамшут». Я вообще не мог запомнить три дня, наверное, как меня зовут. И знаете, я подошел, когда зашел: «Это он, он!» Я говорю: «Дай сценарий». А Гарик говорит: «У тебя сценария нет, ты будешь молчать». Я как заорал: «Пожалуйста, дай мне эту роль, я буду молчать!» Он: «Да-да, но только тут неаск такой». Я говорю: «Какой?» — «А ты, Валер, ты дебил». И этот молчаливый, якобы долбаный «бордюрный» человек определил меня и кормит меня и не только меня.
— Они с Серегой что только ни делали вокруг меня, чтобы я заговорил, а я себе приемчик нашел: надо физическое действие, все. Я тут увидел наждачную бумагу и тру себе эту бумагу. Вообще, вот дебил так дебил. Это счастье, потому что я не играл Джамшута, не дай бог, если б играл, — это я, понимаете? И мне повезло, я молдаванин, я знаю, что такое гастарбайтер. Это вина политиков, разрушение судеб, физическое разрушение судеб людей. Не дай бог кому-то это пройти, пройти.
— Мне ребята говорят: «Слушай, тут позвонили из «НТВ», говорят, приглашают на шоу-программу, где будут обсуждаться вопросы гастарбайтеров». И там написали письмо, что вы, «Наша Russia», съемочная группа, оскорбляете достоинство таджикского народа. А я как по душе и группе крови я гастарбайтер, только не таджик. И так сидим: «Ну чего, пойдем?» — «Да ладно, что там связываться, ладно, не надо». Я говорю: «А что прогибаться-то? Я пойду». Я пошел один.
— Я иду, я знаю все эти правила, опытный, думаю: «Когда начнется эта провокация?» Вдруг вылетают ребята, камеры, и перед ними идет какой-то неуправляемый человек. Подбегает ко мне и говорит: «Вас с Галустяном надо привезти в Душанбе, поставить на колени на площадь Ленина, воткнуть вам в рот этот ваш микрофон, чтобы вы извинились перед великим народом за оскорбление!»
— Я иду, я знаю все эти правила, опытный, думаю: «Когда начнется эта провокация?» Вдруг вылетают ребята, камеры, и перед ними идет какой-то неуправляемый человек. Подбегает ко мне и говорит: «Вас с Галустяном надо привезти в Душанбе, поставить на колени на площадь Ленина, воткнуть вам в рот этот ваш микрофон, чтобы вы извинились перед великим народом за оскорбление!»
— Один раз Саша Лапшин ко мне подходит и говорит: «Валер, я хочу газифицировать фирму. Мне нужна твоя помощь». Я говорю: «Какая?» Он говорит: приедет губернатор, а мы давай такой сделаем прикол как сейчас модно, молодежь говорит. Ну, короче, так: я в комбинезоне, там и овцы, и козы, ну такой, знаете, ангар такой, фирма длинная. И вот открываются ворота, а я спиной к входу губернатора говорю: «Нашальник?» И охрана вся, КГБ, все это ФСБ, все стоят, ничего понять не могут. Это так хорошо развалило официоз.
— Я решил купить двухкомнатную квартиру. А я как-то так не очень умею аккуратно себя вести, вот. Мне отец все время говорил: «Держись настороже и не будь простаком». А я взял две сумки, как-то в Турцию летали челноки, такие клеенчатые, я их называл «мечта оккупанта». Я туда положил деньги и решил повезти в один банк на Пятницкой. Днем в обед без охраны, без страховки, без ничего. И днем в обед получил трубой сзади, семь швов, 4 дня в коме. Ни денег, ни документов, ничего.
— Встает очень известный представитель шоу-бизнеса и говорит: «Ну ты чего, вы что, не могли пойти к Гарику, к Мише, на „ТНТ”?» Я говорю: «А как вы себе это представляете? Вот как?» Во-первых, я мужчина, это раз. Второе — я офицер, это два. Третье — это моя вина. И вы после этого хотите, чтобы я пришел и сказал: «Помогите, дайте денег, купите мне квартиру»? У меня не было денег, чтобы снять квартиру, чтобы купить еду. У меня никого нет, я один. Я один, один, в разводе, уже никого нет. С сестрой на ножах. Я поехал в Минеральные Воды.
— Одна девочка так подходит ко мне, на меня смотрит и говорит: «Ты, что ли, Джамшут?» Я говорю: «Я, а что?» — «Точно, что ли?» Я говорю: «Точно». — Она говорит: «Когда ты умрешь, ты станешь еще более знаменитым».
— Одни говорят, что он спился, другой, что он умер, третий: «Да это не он, как?» И я им говорю, рассказываю эти эпизоды потрясающие во время съемок, которые были в «Нашей Russia». И они ошарашены, что стоит перед ними — извините, можно я скажу? — перед ними стоит глубокий, образованный, трезвый, реализованный человек, думающий о том, что ему надо еще и жениться.
— А как? У меня сына нету. Что, Петросяну можно, Краско можно, Джигарханяну можно, а Магдьяш что, нельзя, что ль?
— Почему вы не хотите продать комбинезон Джамшута?
— Это моя... Это форма и содержание моей жизни.
— Это моя... Это форма и содержание моей жизни.
— Сочи, концерт, санаторий, август. Не работают кондиционеры, люди задыхаются, и я понимаю, что надо сворачивать свою встречу, а у меня фотосессия. И на сцену выходит женщина, а на руках спит девочка, волосики мокрые. А на маленькой детской ладошке лежал брелок деревянный. И была фанерка такая, и на фанерке портрет выжжен Джамшута, мой. И я подумал, что, это если маленькая девочка 8 лет из Мурма́нска, где холодно, и мне в Сочи, где душно, но дома лучше, дарит мне меня, значит, я что-то делаю очень счастливое для других и правильное.
— Он уходил и говорит: «Знаешь, сын, ты мог бы сделать карьеру офицера — не сделал. Ты мог бы быть хорошим чиновником — не стал. А сейчас ты мне говоришь, что ты хороший артист, — не знаю». И с этим он ушел.
— Конечно, я писал письма Эмилю Владимировичу. «Лаутары», письмо — ответа нет. «Табор уходит в небо», письмо — ответа нет. «Мой ласковый и нежный зверь», письмо — ответа нет.
— Я никогда не видел моря. Я очень хотел увидеть море. А тогда уже была допризывная комиссия. И меня вызвали в военкомат. Ребята на бревнах сидели и говорят: «Валер, ты море видел?» Я говорю: «Нет. А что?» — «Поехали на море». Я говорю: «Куда?» — «В Крым». И мама не знала, и я папе ничего не говорил. Я взял, написал заявление, чтобы меня отправили на сдачу экзаменов в Симферопольское высшее военно-политическое строительное училище. В этом году 50 лет, как я закончил это училище, горжусь, вот.
— Я когда был курсантом, в отпуске летом познакомился с ней в Вадул-луй-Водэ. И влюбился. И 2 года я носился за ней письмами, писал. Она москвичка, а я курсант. А потом я получил звание лейтенанта, а она была на практике в Усть-Илимске, Усть-Илимская ГЭС знаменитая. Я туда приехал, на Усть-Илимской эстакаде говорю: «Выходи за меня!» А мне сказано: «Нет». И я потом на Дальнем Востоке, поехала она на Токтогульскую ГЭС, это в Киргизии. Я поехал туда, я говорю: «Выходи за меня». И вот тут произошло то, что не позволительно никому. Я ее сломал. Через 40 лет она позвонила: «Вышла не по любви».
— Я хороший человек и хороший артист. Ни за одну работу мою мне не стыдно. Если меня пригласят в кино, я хочу сказать: я не только умею молчать, я хороший артист. Если пригласят куда-то там, еще что-то придумают, мы сделаем хорошее дело. Это единственное, что я могу делать в жизни.
— Мы играли «Республика на колесах», к сожалению, забытый украинский комедиограф Мамонтов. И вдруг: «Утесов в зале». После он посмотрел на меня и говорит: «Молодой человек, я не хочу, чтобы мои слова вас испортили, но я бы хотел спросить... Как вас зовут?» Я говорю: «Валерий». — «Валерий, да-да. Валерий. Валерий, вы еврей?» Я говорю: «Нет, Леонид Осипович, я не еврей». — «Ага. Понимаете, до вчерашнего спектакля я считал, что еврея не может играть не еврей».
