К вопросу о психологии и психологических тренингах
AD
28 фев 2006, 19:29
Героине психических войн и психологических фронтов Угрюмовой Ирине Сигизмундовне (Старта), прославившей свое имя в боях за торжество психологических тренингов на постсоветском пространстве посвящается …
Часть 1. Завязка
Этот топ уже присутствовал на Еве, решил поместить его в литературной обработке.
Однажды ранним субботним утром на мой мобильный позвонил ювелир и антиквар, профессиональными услугами которого я неоднократно пользовался. Звали его Бляйшиц Ефим Соломонович и папу его звали Бляйшицем, и дедушка тоже был Бляйшицем, и все они были потомственными ювелирами и пожизненными евреями. Ефим Соломонович был все-таки исключением, потому как в 45 лет бросил свою верную супругу Эсфирь Марковну, которая читала лекции по математике не одному поколению студентов Бауманки и сочетался браком с молоденькой шиксой*, которая приходила брать занятия по «матану»** у его супруги. Голосом, в котором уместилась вся вековая скорбь еврейского народа, дядя Фима сообщил мне, что его свежеприобретенная жена его уже три дня как пропала и следы ее затерялись. Через 45 минут я уже нажимал кнопку звонка на его двери. В квартире уже сидели три детеныша бабуина, которые отрекомендовались доцентами кафедры криминальной психологии МГУ. Их внешний вид явно показал мне, что в прошлой жизни они были аскаридами или острицами***, а их предводитель явно миновал стадию развития бычьего цепня. На все мои попытки разговорить дядю Фиму о заключительных днях, предшествующих пропаже дражайшей и обожаемой супруги эти «бздюхаляи» неизменно отвечали мне «Успеется, полицейская ищейка, сейчас мы, как профессионалы, составим психологический портрет похитителей и вы можете смело брать их под белы руки», после чего они воспараяли в высокие эмпиреи и летая там, что твои кондоры, серили на мозги, как летающие коровы, всякими заумностями, суть которых сводилась к Эдипову комплексу, комплексу мадонны и блудницы, рассуждениям о ротовом эротизме Фрейда и т.п. может быть даже интересных вещах. Особенно старался их предводитель, рассуждая о секс-маньяках с таким пугающим откровением, что сильно подмывало проверить его алиби на момент пропажи этой ветренной молодки. Попутно эти клоуны посасывали коньячок, ватерлиния которого уменьшалась с катастрофической быстротой, закусывая его лимончиком, культурно поддевая его серебряной вилочкой. Лимончик подносила, разумеется домработница. Из разговора с обслугой я понял, что местный отдел уже два дня на ушах, но толку пока шиш. Тем временем, «чернорабочие псих-войны» закончили свои умствования и стали собираться. В прихожей эти «профессора кислых щей и уцененных вещей» затребовали за свой мозговой гной 5 вечнозеленых бумажек с грустным жалом Бени Франклина и ни центом меньше. Но они плохо знали дядю Фиму, да и меня тоже, потому как Ефим Соломонович заявил, что лично (на пару со мной) проверит каждое их слово, и если хоть одно не подтвердится, они у него долго будут стоять на коленях у его дома, пока он не придумает, что с ними делать.
Часть вторая.
Не думай о секундах свысока – купи мобильник, сам поймешь, наверное …
И в этот момент в дверь прозвучал звонок и на пороге появился местный пасечник****, по кличке «шериф Ониськин», больше известный в узких кругах по своему второму прозвищу «Перед употреблением взболтать». За руку он держал ветреную и растрепанную супругу Ефима Соломоновича, которая пребывала в состоянии легкой абстиненции и беспорядка одежды. «Игочка !!! – в расстроенных чувствах бросился к ней молодожен – где ты пгопадала? А где твой топазовый гагнитуг, что подагила тебе тетя Сага? Что? В ларек к Сулейману отнесла? Но это же наша фамильная дгагоценность, ее носила еще моя пгабабушка! О, вей мир! Гоге мне стагому евгею!»
«Разрешите доложить! – влез тут служитель закона – данная гражданка была мной обнаружена в квартире нигде не работающего гражданина Козявкина. Они вместе учились в хабзайке, простите в ПТУ. Вот, говорит, встретились, спрыснули встречу. Кхе-кхе. Три дня бухали, пока соседи не просигналили. А тут и ориентировочка подоспела. Мы, знаете ли, бдим» И значительно улыбнулся.
Как мы выручали этот злосчастный гарнитур! Это была Соломонова песнь царей! У носа несчастного шавермоеда мелькали ксивы серьезных ведомств и пухленькие кулачки Ефима Соломоновича, слышались крики «Слава Моссаду*****! Смерть хачам! (это Соломоныч вошел в раж так, что аж пенсне у него запотело!) и ласковые увещевания «Ониськина»: «Сулик, отдай, что взял! Не важно, что купил, не твое ведь! Не усугубляй оскорбляющего! А то ведь ты меня знаешь, я ведь фигура серьезная хоть и участковый» (остатки коньячка из красивой бутылки, недопитые учеными мужами, распалили его воображение). Когда Соломоныч пригрозил, что позвонит уважаемому Эльхан-муалиму, маменьке которого, уважаемой Сажи-апе, он третьего дня делал перстень, тупой поедатель шавермы, враз поменявшись лицом, утратившим всю вековую горскую невозмутимость, сказал «Э, зачэм так, слющий! Сразу гаварыть нада, зачэм прышол, а то всо шэлуха, как сэмэчки. Сэйчас дам я высульки эты» И когда радостный дядя Фима отбыл домой, на разборку со своей ненаглядной, то я шибко задумался над странной дилеммой - тем ли делом я занимаюсь, и тем ли богам я служу, ежели эта горская обезьяна в упор не признает авторитета серьезных контор, зато до дрожи в коленках боится какого-то бая. Мои грустные размышления были прерваны Ониськиным, который теребил рукав моей куртки и подмигивая, с видом заговорщика шептал «А это, типа того, он нам спонсорскую помощь не окажет, в самый раз, я ведь третий день не спамши, не жрамши, все бабу его искал» «Ну догони, спроси, он сейчас добрый» - и зашагал к дому Соломоныча, заранее предвкушая расправу над бойцами «псих-войны», на которую дядя Фима был скор и беспощаден. И точно, чутье не подвело. У дома кучкой стояли трое тех самых траченых молью дядек, на сахарных устах которых блуждала предвкушающая улыбка. «А чо 500 бачей-то не лишние!» – как сказал бы придурковатый юноша с рекламы. «Уважаемый – начал предводитель этой стаи ученых шимпанзе – вы в семейных хлопотах как-то запамятовали с нами рассчитаться. Ибо …» (закончить он не успел)
«Во-о-о-о-о-о-о-о-он!!! Подонки! Вымогатели! Во-о-о-о-о-о-о-он! Тупорылые обезьяны!!! (тонкий налет интеллигентности с дяди Фимы испарялся моментально) Чо вылупился, гнида очкастая! (дядя Фима клянется и божится, что тогда он так не говорил, но у меня проблем со слухом отродясь не было) Я чо не по-русски тебе сказал? Слинял дальше, чем я вижу!!! (Вот они плоды общения с женой-петеушницей). Ученый испарились не сразу, отсутпая потихоньку их главный макак-резус бурчал под нос «Ничо-ничо, мы еще встретимся, на всех ножики найдутся, ходи, дядя, да почаще оглядывайся!!!» Увидев такой расклад шериф Ониськин поправил фуражку и бочком-бочком собирался испариться, как взгляд Ефима Соломоновича сфокусировался на нем и сильно потеплел: «А, наш общий друг, вы еще здесь? Вы никуда не торопитесь? А как насчет беседы с последующей компенсацией Ваших расходов и неудобств» «Ну дык, оно и как бы это, в общем, да … (в глазах по прежнему сомнения)»
«Ну, тогда, милейший, прошу вас, к нашему скромному достархану» – Соломоныч сделал жест рукой и придал лицу выражения барина, одаривающего своих крепостных милостями и щедротами. Тем временем, пользуясь нашим отсутствием, скромная полтавская дивчина Оксана, трудящаяся у дяди Фимы домработницей, накрыла на стол. И смущенному взгляду «Ониськина» явились различные разносолы и запотевшая бутылка хлебного винца № 21 (именуемая «Смирноффской»), вызвавшая в его глазенках похотливый блеск от предвкушения близкого с ней общения. Итогом заседания в верхах явился следующий барский указ подписанный Ефимом Соломоновичем, написанный мной (личным золотым перышком, прошу заметить, подаренным мне дядей Фимой на капитанские звездочки) под его диктовку: «Засим повелеваю, гражданина Ониськина считать добрым другом нашей семьи, с правом догляда за выходками ветренной супруги и высочайшим почестью быть домовенком приносящим удачу нашему семейству. А поелику появятся поблизости недоноски всеразличные, дипломами психическими отягощенные, то приказываю сношать их в аффедрон****** удами******* нехристей арапского вероисповедания******** и гнать их батогами подсрачными по всему проспекту Вернадского на срам их невзираючи …» На этом фантазии у Соломоныча иссякли и он свернувшись клубочком засопел рядом с Ониськиным на кожанном диванчике, прикрывшись его милицейским кителем.
С тех пор прошло уже полгода, но в выигрыше оказалась только домработница Оксана у которой наконец околоточные милиционеры перестали проверять московскую регистрацию.
Шикса* (идиш) – девушка неиудейского вероисповедания (уничижит.)
«Матан»** - (жарг., сокр., математический анализ) – раздел высшей математики
Острица*** (острицы) - в простонародье глисты
Пасечник**** (жарг.) – участковый уполномоченный милиции
Моссад***** (иврит) – разведка государства Израиль
Аффедрон****** (устар., церковнослав.) – задний проход
Уд******* (устар., церковнослав.) – мужской детородный орган
Нехристи арапского вероиспоиповедания******** (устар., церковнослав.) - афроамериканцы
Часть 1. Завязка
Этот топ уже присутствовал на Еве, решил поместить его в литературной обработке.
Однажды ранним субботним утром на мой мобильный позвонил ювелир и антиквар, профессиональными услугами которого я неоднократно пользовался. Звали его Бляйшиц Ефим Соломонович и папу его звали Бляйшицем, и дедушка тоже был Бляйшицем, и все они были потомственными ювелирами и пожизненными евреями. Ефим Соломонович был все-таки исключением, потому как в 45 лет бросил свою верную супругу Эсфирь Марковну, которая читала лекции по математике не одному поколению студентов Бауманки и сочетался браком с молоденькой шиксой*, которая приходила брать занятия по «матану»** у его супруги. Голосом, в котором уместилась вся вековая скорбь еврейского народа, дядя Фима сообщил мне, что его свежеприобретенная жена его уже три дня как пропала и следы ее затерялись. Через 45 минут я уже нажимал кнопку звонка на его двери. В квартире уже сидели три детеныша бабуина, которые отрекомендовались доцентами кафедры криминальной психологии МГУ. Их внешний вид явно показал мне, что в прошлой жизни они были аскаридами или острицами***, а их предводитель явно миновал стадию развития бычьего цепня. На все мои попытки разговорить дядю Фиму о заключительных днях, предшествующих пропаже дражайшей и обожаемой супруги эти «бздюхаляи» неизменно отвечали мне «Успеется, полицейская ищейка, сейчас мы, как профессионалы, составим психологический портрет похитителей и вы можете смело брать их под белы руки», после чего они воспараяли в высокие эмпиреи и летая там, что твои кондоры, серили на мозги, как летающие коровы, всякими заумностями, суть которых сводилась к Эдипову комплексу, комплексу мадонны и блудницы, рассуждениям о ротовом эротизме Фрейда и т.п. может быть даже интересных вещах. Особенно старался их предводитель, рассуждая о секс-маньяках с таким пугающим откровением, что сильно подмывало проверить его алиби на момент пропажи этой ветренной молодки. Попутно эти клоуны посасывали коньячок, ватерлиния которого уменьшалась с катастрофической быстротой, закусывая его лимончиком, культурно поддевая его серебряной вилочкой. Лимончик подносила, разумеется домработница. Из разговора с обслугой я понял, что местный отдел уже два дня на ушах, но толку пока шиш. Тем временем, «чернорабочие псих-войны» закончили свои умствования и стали собираться. В прихожей эти «профессора кислых щей и уцененных вещей» затребовали за свой мозговой гной 5 вечнозеленых бумажек с грустным жалом Бени Франклина и ни центом меньше. Но они плохо знали дядю Фиму, да и меня тоже, потому как Ефим Соломонович заявил, что лично (на пару со мной) проверит каждое их слово, и если хоть одно не подтвердится, они у него долго будут стоять на коленях у его дома, пока он не придумает, что с ними делать.
Часть вторая.
Не думай о секундах свысока – купи мобильник, сам поймешь, наверное …
И в этот момент в дверь прозвучал звонок и на пороге появился местный пасечник****, по кличке «шериф Ониськин», больше известный в узких кругах по своему второму прозвищу «Перед употреблением взболтать». За руку он держал ветреную и растрепанную супругу Ефима Соломоновича, которая пребывала в состоянии легкой абстиненции и беспорядка одежды. «Игочка !!! – в расстроенных чувствах бросился к ней молодожен – где ты пгопадала? А где твой топазовый гагнитуг, что подагила тебе тетя Сага? Что? В ларек к Сулейману отнесла? Но это же наша фамильная дгагоценность, ее носила еще моя пгабабушка! О, вей мир! Гоге мне стагому евгею!»
«Разрешите доложить! – влез тут служитель закона – данная гражданка была мной обнаружена в квартире нигде не работающего гражданина Козявкина. Они вместе учились в хабзайке, простите в ПТУ. Вот, говорит, встретились, спрыснули встречу. Кхе-кхе. Три дня бухали, пока соседи не просигналили. А тут и ориентировочка подоспела. Мы, знаете ли, бдим» И значительно улыбнулся.
Как мы выручали этот злосчастный гарнитур! Это была Соломонова песнь царей! У носа несчастного шавермоеда мелькали ксивы серьезных ведомств и пухленькие кулачки Ефима Соломоновича, слышались крики «Слава Моссаду*****! Смерть хачам! (это Соломоныч вошел в раж так, что аж пенсне у него запотело!) и ласковые увещевания «Ониськина»: «Сулик, отдай, что взял! Не важно, что купил, не твое ведь! Не усугубляй оскорбляющего! А то ведь ты меня знаешь, я ведь фигура серьезная хоть и участковый» (остатки коньячка из красивой бутылки, недопитые учеными мужами, распалили его воображение). Когда Соломоныч пригрозил, что позвонит уважаемому Эльхан-муалиму, маменьке которого, уважаемой Сажи-апе, он третьего дня делал перстень, тупой поедатель шавермы, враз поменявшись лицом, утратившим всю вековую горскую невозмутимость, сказал «Э, зачэм так, слющий! Сразу гаварыть нада, зачэм прышол, а то всо шэлуха, как сэмэчки. Сэйчас дам я высульки эты» И когда радостный дядя Фима отбыл домой, на разборку со своей ненаглядной, то я шибко задумался над странной дилеммой - тем ли делом я занимаюсь, и тем ли богам я служу, ежели эта горская обезьяна в упор не признает авторитета серьезных контор, зато до дрожи в коленках боится какого-то бая. Мои грустные размышления были прерваны Ониськиным, который теребил рукав моей куртки и подмигивая, с видом заговорщика шептал «А это, типа того, он нам спонсорскую помощь не окажет, в самый раз, я ведь третий день не спамши, не жрамши, все бабу его искал» «Ну догони, спроси, он сейчас добрый» - и зашагал к дому Соломоныча, заранее предвкушая расправу над бойцами «псих-войны», на которую дядя Фима был скор и беспощаден. И точно, чутье не подвело. У дома кучкой стояли трое тех самых траченых молью дядек, на сахарных устах которых блуждала предвкушающая улыбка. «А чо 500 бачей-то не лишние!» – как сказал бы придурковатый юноша с рекламы. «Уважаемый – начал предводитель этой стаи ученых шимпанзе – вы в семейных хлопотах как-то запамятовали с нами рассчитаться. Ибо …» (закончить он не успел)
«Во-о-о-о-о-о-о-о-он!!! Подонки! Вымогатели! Во-о-о-о-о-о-о-он! Тупорылые обезьяны!!! (тонкий налет интеллигентности с дяди Фимы испарялся моментально) Чо вылупился, гнида очкастая! (дядя Фима клянется и божится, что тогда он так не говорил, но у меня проблем со слухом отродясь не было) Я чо не по-русски тебе сказал? Слинял дальше, чем я вижу!!! (Вот они плоды общения с женой-петеушницей). Ученый испарились не сразу, отсутпая потихоньку их главный макак-резус бурчал под нос «Ничо-ничо, мы еще встретимся, на всех ножики найдутся, ходи, дядя, да почаще оглядывайся!!!» Увидев такой расклад шериф Ониськин поправил фуражку и бочком-бочком собирался испариться, как взгляд Ефима Соломоновича сфокусировался на нем и сильно потеплел: «А, наш общий друг, вы еще здесь? Вы никуда не торопитесь? А как насчет беседы с последующей компенсацией Ваших расходов и неудобств» «Ну дык, оно и как бы это, в общем, да … (в глазах по прежнему сомнения)»
«Ну, тогда, милейший, прошу вас, к нашему скромному достархану» – Соломоныч сделал жест рукой и придал лицу выражения барина, одаривающего своих крепостных милостями и щедротами. Тем временем, пользуясь нашим отсутствием, скромная полтавская дивчина Оксана, трудящаяся у дяди Фимы домработницей, накрыла на стол. И смущенному взгляду «Ониськина» явились различные разносолы и запотевшая бутылка хлебного винца № 21 (именуемая «Смирноффской»), вызвавшая в его глазенках похотливый блеск от предвкушения близкого с ней общения. Итогом заседания в верхах явился следующий барский указ подписанный Ефимом Соломоновичем, написанный мной (личным золотым перышком, прошу заметить, подаренным мне дядей Фимой на капитанские звездочки) под его диктовку: «Засим повелеваю, гражданина Ониськина считать добрым другом нашей семьи, с правом догляда за выходками ветренной супруги и высочайшим почестью быть домовенком приносящим удачу нашему семейству. А поелику появятся поблизости недоноски всеразличные, дипломами психическими отягощенные, то приказываю сношать их в аффедрон****** удами******* нехристей арапского вероисповедания******** и гнать их батогами подсрачными по всему проспекту Вернадского на срам их невзираючи …» На этом фантазии у Соломоныча иссякли и он свернувшись клубочком засопел рядом с Ониськиным на кожанном диванчике, прикрывшись его милицейским кителем.
С тех пор прошло уже полгода, но в выигрыше оказалась только домработница Оксана у которой наконец околоточные милиционеры перестали проверять московскую регистрацию.
Шикса* (идиш) – девушка неиудейского вероисповедания (уничижит.)
«Матан»** - (жарг., сокр., математический анализ) – раздел высшей математики
Острица*** (острицы) - в простонародье глисты
Пасечник**** (жарг.) – участковый уполномоченный милиции
Моссад***** (иврит) – разведка государства Израиль
Аффедрон****** (устар., церковнослав.) – задний проход
Уд******* (устар., церковнослав.) – мужской детородный орган
Нехристи арапского вероиспоиповедания******** (устар., церковнослав.) - афроамериканцы
01 мар 2006, 07:48
Занятно. Только при чем тут тренинги?
AD