AD
Глаза и голос, да, ещё запах – всё со мной… Стукните меня, чтобы я забыла, а я стукну вас в ответ: «Не х-о-ч-у!». Он такой некрасивый, но он невероятный. Он очень мужчина. Вы понимаете? Вы понимаете… Мужчина – это не тот, у которого 20 см между ног и он горд этим. Нет, совсем нет. Это не тот, кто гвоздь прибьёт, а потом повесит туда полку или кота. Это не тот, кто на «Бумере» и не тот, кто «кулаком слону голову снесёт». Не деньги и не положение. Всё это не сделает из самца человека мужчину. Всё это только мужские «рюшечки и воланчики», их макияж и «фенечки». А основа, костяк – это другое. Я это чувствую так – я хочу подчиняться и я могу это делать. И, самое главное, я буду это делать с радостью. Я легко доверю ему принятие решения и безропотно последую за ним. Я не буду смотреть по сторонам, когда он станет переводить меня через дорогу – я на сто процентов верю ему. Я, не задумываясь, уступлю ему водительское сиденье и покорно усядусь на пассажирское. Я буду на шаг позади и останусь счастлива этим. Для меня это так. Он был Мужчиной. Кстати, почему «был»? Есть, я иногда его вижу…Упс… Забегаю вперёд…
Как я влюбилась в него! Держите меня семеро! Ну, вообще-то, он был другом моего молодого человека и все мы учились в одном диком и весёлом институте. И вот я: сочное желание жить, неуёмные фантазии, круглая попа и ямочки на щеках – «присвоить» меня хотели многие, а я выбрала очень позитивного мальчика. При всей своей безбашенности, я хотела быть защищённой и «плохие ребята» меня не цепляли. И три месяца «любви» с моим «позитивным», и три месяца, когда рядом всегда его друг. Я стучу сейчас пальцами по столу, я хочу вспомнить, когда я влюбилась-то?... Ведь это настоящее первое моё чувство, я должна помнить, когда оно стартовало. Нет, не помню… Жаль…
Жаль, жаль мне того хорошего «мальчика»… С ним я поступила цинично и жестоко (женщины часто так делают с «неугодными», мужчины добрее нас) и я сожалею сейчас об этом. Но тогда я не думала о нём, меня тащило. «ШШШШ» - волна тащит камень, а он только поворачивается разными боками и съезжает в море. Разве может камень сопротивляться? Мужчина меня тащил. «Приезжай на Новый Год, будем справлять вместе!» - и меня затрясло. Слушайте, меня и сейчас трясёт, хотя я только вспоминаю. Я наплела такую сеть интриг: для родителей, для молодого человека, для сестры – никто не мог меня найти, но никто и не волновался за меня. Я приехала к нему и я осталась у него, и мы остались с ним.
Ничего не помню. Какие-то отрывки, силуэты, шорохи. Квартиры своей нет, встречи недлинные и я как пьяная каждый раз, когда вижу его; и у меня трясутся руки, когда он звонит. Вы понимаете – это был наркотик.
Я помню свет утра, и ночь была длинной и связывающей. И вот мы, пошатываясь, подходим к окну, за окном денная ночь или ночной день, и мы выпадаем из времени. Кожа колется и чуть мёрзнет. И бегут мурашки от его взгляда, как от ветра, а губы сохнут и это так мучительно-сладко. И есть только желание застрять навсегда в этом моменте, потому что я знаю: сейчас он дотронется до меня, сейчас его рот накроет мой; сейчас он развернёт меня к себе и я снова почувствую какой он сильный и какой он нежный; как он заставит меня принять себя и как он будет сдерживаться и давать мне долгое наслаждение; и как перекатится мускул в жёстком плече, и как я, пальцами ощутив это движение, проведу дугу по руке, чтобы дать ласку, чтобы согласиться на напор. А сдерживаемый стон, когда его лицо зарывается в волосы и он придавливает меня, но я опять знаю, что даже сейчас он удерживает свой вес, чтобы мне было приятно, чтобы я, не боясь, раскрылась удовольствию полностью, чтобы я верила ему… Этот момент – это самая полная жизнь, ожидание неизбежного счастья; как вечный вечер Пятницы – «Тянись, длись, не заканчивайся…!»
8 месяцев… Потом мы поняли, что всё заходит слишком далеко и это, похоже, серьёзно… Мы, наверное, были слишком инфантильны и испугались оба. Испугались своей любви (Боже, какой пафос!) и решили по-взрослому расстаться. Какие-то дурацкие взрослые правила, вдруг, стали сильнее наших «цепей-лент». Маленькие напыщенные идиоты – страдали по собственному желанию, но зато «как большие»!
А от "Наркотика" надо отвыкать, а меня ломает, а я буквально заставляю себя есть и пить, и спать и разговаривать. И у моей мамы залегли тени под глазами, а папа напряжённо молчит, а я «как взрослая», я терплю. И тут приходит он…
Ой, нет, не надо радости. Он – это хороший мальчик, хороший мужчина. И я, измученная ломкой, понимаю – это мой шанс, он меня спасёт. И я «играю любовь», а надо, чтобы мой хороший «Станиславский» «поверил». Но как же мне хотелось сбросить его руку с талии – не так! «Не так меня надо обнимать!» Как мне хотелось сказать ему, что целовать он меня не смеет. Но я хорошая актриса и, главное, я – себе хороший врач. Частичное восстановление организма случилось через три месяца, а через полгода я вышла замуж… И мой «Станиславский» оказался одним из лучших мужчин на Земле, но про «Наркотик» я, наверное, не забуду никогда…
Как я влюбилась в него! Держите меня семеро! Ну, вообще-то, он был другом моего молодого человека и все мы учились в одном диком и весёлом институте. И вот я: сочное желание жить, неуёмные фантазии, круглая попа и ямочки на щеках – «присвоить» меня хотели многие, а я выбрала очень позитивного мальчика. При всей своей безбашенности, я хотела быть защищённой и «плохие ребята» меня не цепляли. И три месяца «любви» с моим «позитивным», и три месяца, когда рядом всегда его друг. Я стучу сейчас пальцами по столу, я хочу вспомнить, когда я влюбилась-то?... Ведь это настоящее первое моё чувство, я должна помнить, когда оно стартовало. Нет, не помню… Жаль…
Жаль, жаль мне того хорошего «мальчика»… С ним я поступила цинично и жестоко (женщины часто так делают с «неугодными», мужчины добрее нас) и я сожалею сейчас об этом. Но тогда я не думала о нём, меня тащило. «ШШШШ» - волна тащит камень, а он только поворачивается разными боками и съезжает в море. Разве может камень сопротивляться? Мужчина меня тащил. «Приезжай на Новый Год, будем справлять вместе!» - и меня затрясло. Слушайте, меня и сейчас трясёт, хотя я только вспоминаю. Я наплела такую сеть интриг: для родителей, для молодого человека, для сестры – никто не мог меня найти, но никто и не волновался за меня. Я приехала к нему и я осталась у него, и мы остались с ним.
Ничего не помню. Какие-то отрывки, силуэты, шорохи. Квартиры своей нет, встречи недлинные и я как пьяная каждый раз, когда вижу его; и у меня трясутся руки, когда он звонит. Вы понимаете – это был наркотик.
Я помню свет утра, и ночь была длинной и связывающей. И вот мы, пошатываясь, подходим к окну, за окном денная ночь или ночной день, и мы выпадаем из времени. Кожа колется и чуть мёрзнет. И бегут мурашки от его взгляда, как от ветра, а губы сохнут и это так мучительно-сладко. И есть только желание застрять навсегда в этом моменте, потому что я знаю: сейчас он дотронется до меня, сейчас его рот накроет мой; сейчас он развернёт меня к себе и я снова почувствую какой он сильный и какой он нежный; как он заставит меня принять себя и как он будет сдерживаться и давать мне долгое наслаждение; и как перекатится мускул в жёстком плече, и как я, пальцами ощутив это движение, проведу дугу по руке, чтобы дать ласку, чтобы согласиться на напор. А сдерживаемый стон, когда его лицо зарывается в волосы и он придавливает меня, но я опять знаю, что даже сейчас он удерживает свой вес, чтобы мне было приятно, чтобы я, не боясь, раскрылась удовольствию полностью, чтобы я верила ему… Этот момент – это самая полная жизнь, ожидание неизбежного счастья; как вечный вечер Пятницы – «Тянись, длись, не заканчивайся…!»
8 месяцев… Потом мы поняли, что всё заходит слишком далеко и это, похоже, серьёзно… Мы, наверное, были слишком инфантильны и испугались оба. Испугались своей любви (Боже, какой пафос!) и решили по-взрослому расстаться. Какие-то дурацкие взрослые правила, вдруг, стали сильнее наших «цепей-лент». Маленькие напыщенные идиоты – страдали по собственному желанию, но зато «как большие»!
А от "Наркотика" надо отвыкать, а меня ломает, а я буквально заставляю себя есть и пить, и спать и разговаривать. И у моей мамы залегли тени под глазами, а папа напряжённо молчит, а я «как взрослая», я терплю. И тут приходит он…
Ой, нет, не надо радости. Он – это хороший мальчик, хороший мужчина. И я, измученная ломкой, понимаю – это мой шанс, он меня спасёт. И я «играю любовь», а надо, чтобы мой хороший «Станиславский» «поверил». Но как же мне хотелось сбросить его руку с талии – не так! «Не так меня надо обнимать!» Как мне хотелось сказать ему, что целовать он меня не смеет. Но я хорошая актриса и, главное, я – себе хороший врач. Частичное восстановление организма случилось через три месяца, а через полгода я вышла замуж… И мой «Станиславский» оказался одним из лучших мужчин на Земле, но про «Наркотик» я, наверное, не забуду никогда…