Я не верю в гороскопы, но иногда читаю их. И 2020-й — это мой год, год Крысы, мне исполнилось 36 лет. Я всегда думала, что твой год — это прогресс, успех и удача, но как раз в начале 2020-го выяснила, что у китайцев все как раз наоборот, что если в свой год остался жив — уже хорошо, что это время перемен, кризисов и прочих потрясений.
«Ну ладно, китайцы, — подумала я, — что там может произойти такого». Смогло произойти. Тем не менее, бесконечно кляня 2020-й, я не могу не признать, что он в каком-то смысле был полезным, то есть это такая бутылка мерзкого рыбьего жира, которая помогла осознать, понять, принять, научиться, и наверное стать немного счастливее. (Не бейте меня, я просто регулярно медитирую — и за это тоже спасибо этому адскому году).
В 2020-м вдруг оказалось, что бежать некуда, отвлекаться нечем — и вот ты сидишь в четырех стенах со своими близкими и в этом формате надо как-то не сойти с ума, ну а если сойти, то конструктивно. Тут же все стали печь, медитировать и заниматься йогой и спортом на коврике.
В местном «Декатлоне» всякие гири, железяки, резинки и коврики разобрали в первую неделю локдауна, и они так и не появились в продаже до июля. Весь фейсбук был в тортиках. Я довела процесс приготовления своего любимого апельсинового кекса до такого автоматизма, что могла печь его с закрытыми глазами. Каждое воскресенье я наливала себе вермута и начинала готовить семейный обед — такой, с первым, вторым, третьим и иногда четвертым.
Мы все успокаивались, как могли, в основном за счет сomfort food — еды, дающей комфорт. Мне хотелось бабушкиных пирожков и борща, мой сын требовал пельменей со сметаной, муж — тортильи и мармитако (похлебка с тунцом). Всем нужно было ощущение безопасности, пусть даже через еду, но хоть такое, раз никакого другого не было.
В местном «Декатлоне» всякие гири, железяки, резинки и коврики разобрали в первую неделю локдауна, и они так и не появились в продаже до июля. Весь фейсбук был в тортиках. Я довела процесс приготовления своего любимого апельсинового кекса до такого автоматизма, что могла печь его с закрытыми глазами. Каждое воскресенье я наливала себе вермута и начинала готовить семейный обед — такой, с первым, вторым, третьим и иногда четвертым.
Мы все успокаивались, как могли, в основном за счет сomfort food — еды, дающей комфорт. Мне хотелось бабушкиных пирожков и борща, мой сын требовал пельменей со сметаной, муж — тортильи и мармитако (похлебка с тунцом). Всем нужно было ощущение безопасности, пусть даже через еду, но хоть такое, раз никакого другого не было.
Бежать некуда, а строить планы — невозможно, костылей не осталось, вот она твоя реальность — здесь и сейчас. Вот он — твой дом, крепость ли или так, домик из соломы? Вот она твоя семья — семья ли или так, по привычке?
Количество разводов после локдауна побило все рекорды, такое ощущение, что люди, вырвавшись на волю, сразу побежали разводиться, в ужасе от всего того, что вдруг осозналось. Логично, в нормальной жизни мы работаем, ходим в гости, ездим на дачу, к маме, к свекрови, встречаемся с друзьями, а тут — ничего, пустота, только ты и твой партнер утром, днем и вечером. И с ним приходится взаимодействовать постоянно. Но и ему с тобой тоже. И тут возникает вопрос — нравитесь ли вы друг другу настолько, чтобы можно было проводить 24 часа вместе? И если вдруг нет, то имеет ли все это смысл?
Мы чуть не расстались. Показали друг другу свои самые темные стороны, покричали, потопали ногами. Решили, что все, конец. Так нельзя дальше, и смысла в этом нет. Поплакали. А потом пошли к психологу вместе (онлайн, все онлайн), психолог нам доходчиво объяснил, что у всех одно и то же и мы ни разу ни уникальные снежинки, просто обычная пара в эпоху ковида. Пришлось признать, что мы друг друга очень любим и нам надо научиться обоюдно уважать границы и пытаться их не нарушать. Ну и контролировать себя лучше.
Потому что во время одной из ссор я выволокла из спальни гигантский тяжелый матрас, подаренный нам свекровью, дотащила его до прихожей и предложила мужу выметаться из дома вместе с матрасом.
На этом моменте вы пожалеете мужа, но поверьте, не надо, он тоже умеет цыганочку с выходом. А про матрас я рассказала к тому, что если вы немного поругались и пару раз прокляли день и час вашего знакомства — поверьте, это ерунда. По сравнению с матрасом. Кстати, обратно я его затащить одна не смогла, то был порыв злости, а без злости мощи не хватило. То есть вы понимаете, кто тащил матрас обратно.
Еще один прекрасный момент — это дети, те самые, что цветы жизни. Я обожаю своего ребенка, правда, это лучший мальчик на земле. Но в марте их отправили до домам, и ровно до середины сентября он был со мной почти постоянно. Так вышло.
В итоге у меня развилось что-то вроде нервного тика — реакция на прикосновения. Вот это состояние, когда тебя постоянно трогают и тебе кажется, что ты себе больше не принадлежишь. Трогают и разговаривают, да.
Я чувствовала себя ужасной матерью ровно до того момента, как поговорила с родителями других детей этого возраста, и все мне сказали, что они прекрасно понимают, что я чувствую. Это было очень важно и нужно услышать, что я не одна такая сумасшедшая (молчим про матрас) и что дело просто-напросто в том, что всем нужно пространство. И я научилась говорить «нет». Нет, я сейчас не хочу обниматься, я обниму тебе чуть позже. Нет, не надо меня трогать, я работаю, а ты займись своими делами. Нет, пожалуйста, нет. Мягко, но твердо я очертила свои границы и свое пространство.
Если бы я писала книгу про этот период, я бы так и назвала его — «границы», потому что у нас, постсоветских детей, они нарушены. Нам постоянно неудобно отказать, обидеть, показаться плохим человеком, а если ты еще и женщина — вообще пиши пропало.
Кто не отдавал лучшие куски мужу и детям или не отказывался от десерта в их пользу? Кто соглашался делать вещи, которые ему совершенно неинтересны просто потому что «так надо». Но только жертвенность — это такая ловушка нашего же изготовления, потому что чем больше мы жертвуем, чем больше позволяем нарушать наши границы, тем больше просим взамен, требуем чего-то там такого, равнозначного нашей жертве, и очень возмущаемся, если не получаем.
Ну как же так? Я же все лучшее, я же для вас, я же вот это — и тут уже мы нарушаем границы близких. Совершенно некрасивая и бессмысленная канитель, которая приводит только ко всеобщему несчастью. Так что спасибо ковиду за мои границы, я наконец-то их выстроила.
Вообще остаться наедине с самим собой и своими мыслями — это тот еще квест, особенно когда ты от себя много лет бегаешь. А тут сидишь и задаешь себе вопросы, потому что наконец-то замедлился, потому что наконец-то смог остановить бесконечный поток, потому что уже испек все апельсиновые кексы, покрасил все двери и шкаф. И вот ты здесь, почему ты именно здесь, чего ты хочешь, чего боишься, какую боль прячешь?
Ковид подарил нам не только рост числа разводов, но и рост числа депрессий. Шутки про то, что антидепрессанты — это новый черный уже не кажутся такими далекими и не кажутся смешными.
Мне их (не шутки, антидепрессанты) выписали в июне, после того как я примерно неделю почти не вставала с кровати. Ну просто не смогла, да я, такая веселая, классная, сильная, лежала на кровати и плакала.
Честно — я долго думала, нужно ли мне это, но потом просто поняла, что сама не справлюсь, а справиться очень хотелось. Очень хотелось жить и чувствовать что-то, кроме дыхания дементора, который высосал из тебя всю радость. И я рада, что приняла такое решение, потому что теперь со мной все в порядке. Я больше не лежу и не плачу, глядя в одну точку. Но зато теперь знаю, каково это, и ни за что не скажу никому «просто встань и иди», потому что иногда человек не может встать (и не надо про бабушек и про войну — это поколение травматиков, там другие погремушки).
Честно — я долго думала, нужно ли мне это, но потом просто поняла, что сама не справлюсь, а справиться очень хотелось. Очень хотелось жить и чувствовать что-то, кроме дыхания дементора, который высосал из тебя всю радость. И я рада, что приняла такое решение, потому что теперь со мной все в порядке. Я больше не лежу и не плачу, глядя в одну точку. Но зато теперь знаю, каково это, и ни за что не скажу никому «просто встань и иди», потому что иногда человек не может встать (и не надо про бабушек и про войну — это поколение травматиков, там другие погремушки).
2020-й рассказал и показал мне, что некоторые вещи они вообще не такие, какими кажутся. Просто потому что если на них внимательно смотреть, то можно разглядеть их хорошенько, повертеть опять же, потрогать. Я знаю все своим больные точки. Я знаю, чего боюсь. Я знаю, где вру (или врала себе). Я слушаю себе, слушаю по-настоящему, а не как-то так, на бегу. И вдруг откуда-то вырываются настоящие желания, мои желания, придавленные идиотскими установками, внушениями и вообще «реальной реальностью». Те желания, что на самом деле вдохновляют, радуют и позволяют ЖИТЬ.
Такие вот у меня итоги ужасного 2020-го года. Я без нормальной работы, на антидепрессантах, но зато с самым лучшим в мире сыном и самым лучшим в мире мужем. А еще начала кататься на скейте, немного освоила серф, прошла два курса по дизайну и один по продюсированию. Так что в целом — спасибо тебе, 2020-й, было интересно. Дверь за собой захлопни.
